Я могла бы спасти мир, но я уже в пижаме
Название: Цветы жизни
Автор: herat
Пейринг: Фил Коулсон/Клинт Бартон, Клинт Бартон/Бобби Морс, Пеппер Поттс/Наташа Романова/Мария Хилл
Рейтинг: "в душе мне 5 лет" - авторский рейтинг
Жанр: романс
Саммари: Дети – цветы жизни. Иногда вам хочется пройтись по этим цветочкам с газонокосилкой, а иногда именно они помогают добиться того, что всегда казалось недосягаемым.
Статус: wip
От автора: во всех прочитанных мною фиках именно Клинт страдал по Филу, и ни разу наоборот. Мне за него обидно.
Какую бы напасть не принес с собой новый рассвет: злобных зеленых человечков с неизученным оружием массового поражения наперевес, неадекватных гениев науки или грезящих мировым господством богов финансового Олимпа, у Фила Коулсона всегда был План. Причем именно так, с большой буквы. Целый алфавит Планов на все случаи жизни. И все же появление Клинта Бартона умудрилось застать его врасплох.
Лучник, без сомнения, был ценным активом и стоил всех регулярно создаваемым им же проблем. В конце концов, все решаемо. Немного бумажной волокиты, немного дыхательной гимнастики с «мишенями» особенно удачных острот, немного… ладно, много салфеток. Кому-то – не ему! - действительно, стоит провести воспитательную беседу с женской частью медперсонала. А в остальном, да, все решаемо. Кроме, возможно, одного: Фил не думал о сексе так часто с той незабвенной поры в шестнадцать лет, когда мысли о сексе, восхитительно непристойные, яркие, навязчивые мысли о сексе превратили его дни и особенно ночи в изощренную пытку.
Если честно, все это оказалось несколько неожиданно. Не говоря уже о том, что совершенно не к месту. Нет, Щ.И.Т. становился на удивление либерален, когда дело касалось неуставных отношений. И пока сексуальные фантазии подчиненных обходили его кабинет по широкой дуге, Фьюри предпочитал деликатно отводить уцелевший глаз. Так сказать, во избежание. Просто обычно Филу нравились более… сдержанные люди, а в Бартоне всего было слишком. Циркач – он и есть циркач: всегда старается привлечь к себе внимание. Это благоприобретенное, привет доктору Павлову. Не говоря уже о том, что по донесениям разведки его «заветный список» пестрел исключительно женскими именами. Да, Фил опустился до банальной слежки. Да, ему было стыдно. В глубине души. Где-то очень-очень глубоко. Так или иначе, это ни в коем случае не отменяло того факта, что их единственной точкой соприкосновения была работа, о которой строжайше запрещалось упоминать за пределами базы. Да, честно говоря, и не очень-то хотелось. С какой стороны не посмотри, идея сделать шаг в сторону Бартона казалась, мягко говоря, не самой удачной. Так что Фил «стоял на месте». И если иногда при взгляде на лучника у него перехватывало дыхание оттого, что банальные фантазии незаметно и неотвратимо обрастали настоящими чувствами, что ж... Он был агентом Щ.И.Та, его обучали терпеть пытки.
Пытки перешли на совершенно новый качественный уровень благодаря агенту Романовой. Это был именно ее безумный поклонник. Тихий капрал из юридического отдела, кто бы мог подумать? Не он первый, и уж совершенно точно не он последний, у кого захватывало дух от вида знаменитой Черной вдовы в ее не менее знаменитом кожаном костюме. Но в тихом омуте, бывает, водятся нешуточные черти, а сублимирует каждый по-своему. Кто-то, как Фил, с головой ныряет в работу и не выныривает обратно, кто-то надевает маску и спасает мир, кто-то, в конце концов, банально плетет макраме! А кто-то, рискуя жизнью, фигурно расставляет скрытые камеры по комнате бывшей русской шпионки. Каждому свое.
Если бы Романова узнала - а она бы обязательно узнала и скорее рано, чем поздно, не стоит обольщаться - остались бы от капрала-извращенца только рожки да ножки. Разбросанные по всему континенту на глубине десяти футов под землей. Но Фил оказался быстрее, так что парень отделался легким испугом. И, конечно, увольнением, причем, с полной конфискацией его впечатляющей "коллекции".
Наташа в душе. Наташа примеряет новое нижнее белье. Наташа «снимает скопившееся напряжение». Наташа принимает в своей спальне Клинта Бартона… От последней части Фил по очевидным причинам не мог оторвать жадного взгляда. Его давно отчаявшаяся совесть тихонько сидела в углу и не отсвечивала. И одним глазком поглядывала на экран. Что бы там не писали в третьесортных романах, половой акт между двумя людьми, если только он не поставлен профессионалом, не может выглядеть красиво. Этот выглядел. Бисеринки пота, блестевшие между лопаток Клинта, так и просились на язык. Мышцы на его спине перекатывались под смуглой, испещренной шрамами кожей, вторя резким размашистым толчкам, и Наташа выгибалась ему навстречу дугой, цеплялась за плечи, оставляя отметины от ногтей. Ее волосы струились по подушке, словно пламя, а с зацелованных губ вместе с распутными стонами лился чистый секс…
Они были прекрасны.
А Фил, к сожалению, а, может, к счастью, не был ни святым, ни импотентом, ни - вопреки всем слухам, бодро распускаемым запуганными стажерами – человекоподобным роботом, собранным безумными учеными в лабораториях Щ.И.Та. Этот диск – все, на что он мог рассчитывать одинокими холодными ночами, и совесть заранее размахивала белым флагом.
Нет, Фил Коулсон не принадлежал ни службе Щ.И.Т., ни Нику Фьюри лично. За пределами этого чудо эсминца у него была своя жизнь. Люди, с которыми он планировал провести если не остаток дней, то хотя бы еще одну ночь. Фантазии о Бартоне превратились в своеобразный интимный деликатес, о котором не вспоминают каждый вечер, чтобы ненароком не превращать изысканное блюдо в повседневную стряпню. Клинт из мира ярких высокорейтинговых грез творил с ним и для него такие вещи, от которых утром было стыдно поднять взгляд на собственное отражение в зеркале. В то время как реальный Бартон по причине, Филу неведомой, предпочитал держаться на расстоянии выстрела и соблюдал строгую субординацию, которой черной завистью завидовал даже их одноглазый лидер. И этого хватало, этого было достаточно.
До тех самых пор, пока однажды ввиду бездействия Судьбы в дело не вмешался… кофе.
Был поздний вечер. Или раннее утро, Фил потерял счет времени еще на двадцать второй странице отчета. Его организм достиг всех мыслимых пределов, бесшабашно их перескочил и на данный момент держался исключительно на собственной наглости. Запас которой как раз подходил к концу, когда по коридору пьянящей волной прокатился самый прекрасный аромат на свете. А вслед за ароматом в поле зрения показался…
- Бартон!
- Да, сэр? - насторожился лучник, замерев в дверном проеме. В его руке подобно одинокому огоньку надежды в беспросветном мраке ночи сиял пластмассовый стаканчик с эмблемой филиала рая на земле.
- Меняю месяц твоих отчетов на этот кофе.
- Сэр?
- Ладно, два месяца, - покладисто сдал позиции Фил. В конце концов, он был не в том положении, чтобы торговаться.
- При всем уважении, сэр, как давно вы в последний раз отдыхали?
- После того, что вы с Романовой устроили в Будапеште, у меня не осталось времени на отдых. На восстановление отношений между нашими странами уйдут годы.
- Они первые начали!..
Очень по-взрослому. Особенно учитывая то, что заканчивать с легкой руки Фьюри придется именно ему.
- Три месяца, Бартон, и это мое последнее сло…
- Продано!
Уже позже, по дороге домой с содроганием сердца вспоминая тот хаос, который по возможности оставлял за собой Соколиный Глаз, Фил понял, что то был самый дорогой кофе в его жизни.
Однако именно он стал отправной точкой их взаимоотношений. Уже на следующее утро, положив начало славной традиции, под дверью кабинета Фила дожидался полноценный завтрак трудоголика: двойной эспрессо и шоколадный маффин. «И пусть никто не говорит, что я воспользовался минутой слабости, сэр», - гласила надпись на стаканчике. Спустя неделю они начали завтракать вместе. Еще через месяц Бартон впервые нарушил установленную протоколом тишину в эфире, дожидаясь цели в своем «гнезде». Ненавистная субординация таяла, как дым. И вот однажды за очередным совместным завтраком, пытаясь отвоевать последний маффин, Фил с удивлением и затаенной надеждой понял, что слово «дружба» им больше не подходит. На хлипком фундаменте из кофе цвело и буйствовало что-то совершенно иное, замерев на той тонкой грани, за которой все его непотребные фантазии наконец-то должны были воплотиться в реальность.
К сожалению уже на следующее утро Бартон был приписан к операции «Рассвет». Положа руку на сердца, с эти заданием с легкостью справился бы и менее опытный агент. Всего и делов, что внимательно смотреть по сторонам и называть любимой ясноокую блондинку. Собственно, в блондинке и крылась главная угроза.
- Знакомьтесь, Клинт Бартон, Барбара Морс, - представил Фил друг другу будущих напарников, - властью, данной мне формой Е-49, объявляю вас мужем и женой.
- Ну, здравствуй, обезьянка.
- Еще раз назовешь меня обезьянкой, останешься без потомства. Сокол, - дружелюбно улыбаясь, предупредила будущая миссис Бартон.
И как сказали бы романтики, к числу которых Фил Коулсон не принадлежал, в этот момент свершилась магия.
Фил Коулсон появился в жизни Клинта, словно ангел господень, именно в тот момент, когда был больше всего нужен. В самый последний. Надежда давно захлебнулась кровью. Щ.И.Т. не бросает своих агентов, но Щ.И.Т. просто никогда не найдет их на богом забытой скотобойне в заднице мира. А если и найдет, то лишь для того, чтобы похоронить остывшие трупы в закрытых гробах. Семь дней, семь ёбаных дней он засыпал и просыпался под какофонию воплей, слез и молитв, считая мертвых друзей по затихающим крикам. Больной ублюдок, называвший себя Художником, виртуозно находя слабые места, ломал их одного за другим, как надоевшие игрушки, и по крупицам собирал информацию, не забывая при этом наслаждаться процессом, словно ребенок. И вот, когда Клинта оглушила ужасающая и вместе с тем такая долгожданная тишина, которая могла означать лишь одно… В этот момент аккуратно щелкнул замок, и пришла его очередь кричать.
Не нужно быть гением, чтобы догадаться, от чего сердце лучника замирает где-то в глотке, наплевав на самоконтроль. Нельзя целиться без глаз. Кому он будет нужен без глаз? Ослепший Сокол. Он и c глазами-то приглянулся лишь горстке вояк да садисту, любовно сжимавшему скальпель.
- Последний шанс, агент, - едва ли не дрожа от предвкушения, предупредил Художник. И, честное скаутское, Клинт обменял бы все тайны Щ.И.Т.а на свое зрение, если бы только хоть что-нибудь знал. Но они были простыми солдатами. Не то, чтобы Фьюри нашептывал им на ухо свои секреты вместо сказок на ночь. И эта грязная яма станет его могилой. Через три, две, одну…
Выстрел прогремел за мгновение до того, как лезвие скальпеля коснулось его лица. Чертовски хороший выстрел, надо сказать. Сукин сын был мертв еще до того, как его простреленная башка коснулась сырой, пропитанной кровью земли.
- Агент Бартон? – спросил до зависти спокойный голос.
Кровь, до сих пор сочившаяся из раны на голове, мешала Клинту как следует разглядеть своего спасителя, но его глаза были целы, сердце от облегчения отплясывало джигу на исстрадавшихся ребрах, а внутренний голос, интуиция, шестое чувство – называйте, как хотите – шептало: «Все закончилось, все наконец-то закончилось. Щ.И.Т. не бросает своих». И это вырвалось само собой. Почти утонувшее в позорной истерике, с непривычки царапающее язык, усталое и благодарное:
- Да, сэр.
Он возвращался домой в компании четырех уздрей, аккуратно упакованных группой зачистки в пакеты для трупов, и невозмутимого агента в дорогом костюмчике, крепко сжимавшего его руку, пока та не перестала предательски дрожать.
Общеизвестный – в пределах Щ.И.Т.а - факт: у агента Бартона тьма недостатков. Начиная с воображаемых, от которых чесались кулаки у его отца, и заканчивая вполне себе реальными, целиком и полностью ответственными за нервный тик директора Фьюри. Но при всех своих недостатках Клинт умел быть благодарным. Не то, чтобы ему так часто выдавалась возможность попрактиковаться. Мир полон сволочей, сюрприз-сюрприз. Мир полон моральных уродов, глумящихся над чужой бедой, равнодушных прохожих и трясущихся над своей бесценной шкуркой трусов. Но иногда - слишком редко, чтобы к ним привыкнуть или хотя бы надеяться на них – случались и счастливые исключения. Вымирающий вид, по чудовищному недосмотру не попавший на страницы Красной Книги. Бескорыстные самаритяне. Бартон помнил каждую протянутую руку помощи, и его благодарность выражалась не в бесполезных словах, а исключительно в поступках. А агент Коулсон адски напоминал парня, который живет ради формы В-33 и, уединившись в кабинете, вместо затейливого порно любуется на устав Щ.И.Т.а в протертой до дыр обложке. Про легкое помешательство на сосульке в звездно-полосатых лосинах Клинт узнает много позже, а пока что единственным способом показать свою признательность казалось строго соблюдать чертову субординацию, будь она трижды неладна! Непривычное «сэр» разве что не отдиралось от языка с мясом, но при должном усердии со временем из него вполне могла бы выйти неплохая дрессированная мартышка Щ.И.Т.а. Если бы не Starbucks и разбитое сердце Черной Вдовы.
Разумеется, Наташа упорно твердила, что все в порядке. А как иначе, ведь сердце – всего лишь мышца? Клинт не спорил. Он еще столько всего не успел сделать, чтобы обсуждать личную жизнь своей напарницы. Он, в конце концов, банально любил себя. Причем, именно в той комплектации, в которой его создала мать-природа. Клинт просто был рядом и по возможности минимизировал ущерб. Вот только возможность выдавалась далеко не всегда, и в конце концов, в пестром крикливом Будапеште эта несложная система, и до того державшаяся исключительно на невиданном везении, предсказуемо дала охрененный сбой. Но ни тогда, наглотавшись свинца по самое горло, ни даже после, дрейфуя в бескрайних океанах морфина, Бартон и представить себе не мог, что эхо той операции, быстро обросшей легендами, настигнет его месяц спустя в облике свежеразупокоенного зомби, неумело торговавшегося за вязкий, словно смола, Американо. В тот день маска невозмутимого агента дала первую крохотную трещинку, ставшую предвестницей больших перемен.
- Я бы хотел поговорить об агенте Романовой, - опустив обязательную в таких случаях прелюдию, заявил Коулсон всего неделю спустя, пока Клинт пытался заштопать огромную дыру в памяти и понять, как вообще оказался с утра пораньше в продумано неудобном кресле напротив непосредственного начальства.
- А у нас работает программа защиты свидетелей?
- Бартон, восемь часов утра, я даже не допил свой кофе, - устало пожурило его непосредственное начальство.
- Да все с ней в порядке! Подумаешь, немного выпустила пар…
- Нет, это Мария немного выпустила пар, когда, сорвав с Фьюри повязку, швырнула ее в Атлантический океан с высоты восьми тысяч футов и подала прошение о переводе, - очередь в командный центр службы наблюдения тем вечером дважды опоясывала эсминец! - А агент Романова устроила в Будапеште локальный Рогнарек. С твоей, между прочим, непосредственной помощью.
- Чем смог, сэр, - не сдержавшись, нагло и гордо оскалился Бартон. Смог он много, этого не отнять.
- Возможно, стоит дать Наташе время, чтобы… прийти в себя.
- Вот у нее и спросите.
И да хранит вас Всевышний. А на этом отдельно взятом летающем эсминце - И.О. Всевышнего Ник Фьюри.
- Боюсь, - честно признался Коулсон. Возможно, виной тому была утренняя доза кофеина, до сих пор лениво плескавшаяся в пластмассовом стаканчике, а возможно – полстраницы отчета, отпечатавшиеся на щеке агента… Спустя годы в душном полумраке их общей спальни выяснилось, что это все же было его собственное отвлекающее присутствие.
Так или иначе, но с того дня процесс очеловечивания Коулсона пошел полным ходом.
С каждым глотком кофе образ невозмутимого агента, работающего на батарейках, рассыпался прямо на глазах, словно чертов карточный домик. Словно восьмое чудо света!
Во-первых, Коулсон готов был на страшные вещи ради шоколадных маффинов. Серьезно, очень страшные вещи, после которых тренированные агенты Ш.И.Т.а – не будем показывать пальцем - неделю спали с включенным светом и луком под подушкой.
Во-вторых, что было закономерно, учитывая во-первых, Коулсон оказался настоящим сладкоежкой и предпочитал свой утренний Американо капнутым на горку сахара.
В-третьих, он действительно переживал за Наташу. И дело здесь было не только в банальном любопытстве, которое не пощадило даже их непоколебимого директора.
- Поразительно, как Фьюри до сих пор не узнал, что они с Хилл осквернили его кабинет, - однажды признался Клинт. К тому моменту он бодрствовал уже четвертые сутки, выживая исключительно на подаянии из Starbucks, и не мог нести ответственность за слова, самовольно срывавшиеся с языка.
У Коулсона аж кофе пошел носом.
- Я больше никогда… никогда не смогу зайти в этот кабинет! – пробормотал бедняга, наконец-то откашлявшись.
И он действительно не смог. Так появилась на свет форма Б-54, отвечавшая за сообщение с их одноглазым лидером и избавлявшая агентов от необходимости сидеть, стоять или прикасаться к чему-то, что, вполне возможно, было вовлечено в сексуальные игры двух самых страшных женщин мировой шпионской песочницы.
В-четвертых, он просто любил посплетничать за издевательством над маффином. И мир уже никогда не был прежним после того, как Бартон сделал это невероятное открытие.
В-пятых, Фил пару раз бессовестно намекнул Клинту на его собственный мимолетный роман с напарницей, отгоревший пару лет назад. Впрочем, было бы слишком самонадеянно использовать именно эту терминологию. Вот с Хилл – да, там действительно была шекспировская буря страстей, спецслужбы Будапешта тому свидетели. А они просто развлекались в свободное от насаждения мира во всем мире время. И даже если у Бартона и мелькнула крамольная мыслишка, будто их жаркие ночи могут закончиться чем-то серьезным, Наташа быстро и нежно опустила его с небес на грешную землю.
В-шестых, седьмых, восьмых и дальше по списку маршировали перед Клинтом каждое утро, нетерпеливо обгоняя друг дружку, пока однажды…
…это не было похоже на первый робкий поцелуй. Они не колебались, отмахиваясь от дружбы, словно за плечами были целые годы, а не жалкие месяцы. Не подстраивались друг под друга, пытаясь произвести впечатление. Собственно, не было никаких «их». Фил просто прижимал его к запертой двери и вытворял неожиданно умелым языком вещи, которые чуть позже из памяти непременно вырежет цензура. И Клинту оставалось только беспомощно тереться о его бедро, словно подмятый лавиной гормонов подросток. Здравый смысл капитулировал, как только щелкнул дверной звонок, а одежда оказалась слишком ненадежной преградой. И жадные нетерпеливые прикосновения к пылающей коже ощущались, как искры на оголенных нервах. Кровь гудела в ушах, неохотно складываясь в бесстыдную мольбу: «Еще! Еще! Больше!».
- Ни звука, - предупредил Фил, соскользнув на колени. И облизнулся так, словно ждал этого момента годами. Вполне возможно, так оно и было. Последние предохранители в сознании Бартона перегорели к чертям…
…и он проснулся, все еще чувствуя горячее прерывистое дыхание на болезненно пульсирующем члене. Остаток ночи предсказуемо прошел в старой доброй гетеросексуальной панике.
Спустя четыре бессонных часа и треть припрятанной на черный день пачки сигарет Клинт наконец-то расставил все знаки препинания по местам. Вроде как.
Ему наивно казалось, что за тридцать лет жизни уж себя-то он изучил вдоль и поперек. Сильные самодостаточные женщины всегда были его криптонитом, в то время как сильные самодостаточные мужчины вызывали лишь легкую зависть, откликаясь застарелыми комплексами где-то на задворках сознания. Никаких сексуальных фантазий, никаких случайных экспериментов. Однако, несмотря на это, мысль о том, чтобы претворить сон в реальность, встретила в паху исключительно горячее одобрение. Можно даже сказать, жгучее. И в этом, в общем-то, не было ничего страшного.
Вот, собственно, и все. В этом не было ничего страшного. То, что Клинт до сих пор спал исключительно с женщинами, говорило скорее о недостатках встречавшихся на его жизненном пути мужчин.
Страшно было то, что это оказался именно Фил Коулсон, его друг и куратор, чья ориентация, наверно, и была самой большой тайной Щ.И.Т.а. Если у него вообще была ориентация. Кто-нибудь хоть раз видел агента Коулсона с женщиной? А с мужчиной? Стоит ли, не таясь, приложить его завтра с утра пораньше подробным отчетом о своих эротических снах, или лучше повременить, сперва продумав дизайн надгробия? И самый главный вопрос, на решение которого ушла львиная доля сигарет: возможно ли, что все эти месяцы с восьми до девяти они неуклюже флиртовали друг с другом, даже не догадываясь об этом?
Но прежде чем Клинт успел найти ответ, в его жизнь вошла женщина, которая изменила все.
Хороший шпион не позволяет себе забыться. Как бы сладка и соблазнительна ни казалась легенда, реальность и фантазии начальства всегда разделяет четкая грань. Бетонная стена, если хотите, через которую просто невозможно пробиться. Вот только ни Клинт, не Бобби не были шпионами. Они были полевыми агентами, обученными думать, действовать и медитировать посреди хаоса и подстраиваться под ситуацию. А нынешняя ситуация оказалась не самой худшей из тех, в которые им доводилось попадать. Вообще-то, если бы не очередной обделенный славой ученый с впечатляющим черным списком и формулой нового биологического оружия, выставленной на аукцион, нынешняя ситуация вполне могла бы сойти за поощрение от Фьюри. Хотя, вполне возможно, что именно так их бесстрашный лидер и представлял себе поощрения. Отпуск с препятствиями.
Так или иначе, их задачей было примелькаться перед глазами нового работодателя Бобби, загремевшего в список потенциальных покупателей неведомой херни, угрожавшей миру из пробирки. Ее мозги должны были привести их прямиком на аукцион, а его мускулы – защитить ее мозги. Хотя…
Родители стратега, решившего, будто Барбаре Морс нужен телохранитель, наверняка, были близкими родственниками. Клинт просто не видел иного объяснения тому факту, что женщине, которая могла взять столовую ложку и заставить вас рыдать, вдруг понадобилась охрана. А он пытался, поверьте. Если уж на то пошло, в сонном пригороде было нечем больше и заняться-то, кроме как присматриваться к доверенным «мозгам». К которым, кстати, прилагалось просто умопомрачительное тело. И острый, как Наташины ножи, язык. И характер, обещавший любому, кто покусится на это «сокровище», нескучную старость…
Это точно был подарок от Фьюри!
Они играли молодоженов, чья любовная лодка едва отчалила от берега и еще не успела наткнуться на свои первые рифы. Просыпались в одной постели, завтракали за одним столом. Гуляли по торговому центру, обустраивая просторный дом с тремя детскими. Ужинали в уютных ресторанчиках, хмелея от молодого вина и мягкого сияния свечей. А на излете дня вместе поднимались в общую спальню. И с каждым днем та нерушимая стена между правдой и ложью все больше истончалась, на глазах у беспомощного Клинта превращаясь в хрупкое стекло, которое можно было с легкостью превратить в пыль щелчком пальцев. Или взмахом Ее ресниц.
Их убедительная «игра» настолько впечатлила новое начальство Бобби, что ей практически сделали непристойное предложение посреди рабочего совещания. Оставалась лишь одна малюсенькая формальность.
- Камеры, - с порога предупредил Клинт, едва касаясь губами лба напарницы. Каждый поцелуй на публику превращался в настоящий вызов его самоконтролю, будоража воображение сонмом соблазнительных возможностей. Зря, как выяснилось позже, но кто же тогда знал?
Бобби послушно чмокнула его в щеку, принимая новые правила игры, и ускользнула на кухню воевать со сковородками.
Остаток вечера прошел как в тумане. Кажется, мясо даже почти не подгорело. Кажется, из старого проигрывателя, унося за собой в другой век, лилась тягучая соблазнительная музыка. Кажется, Фил у него в ухе распекал так называемую службу безопасности Объекта, умудрившуюся оставить все свое добро практически на виду. Но все мысли Клинта были только о спальне и крохотной камере, установленной прямо напротив их супружеского ложа. Разумеется, не существовало закона, обязывавшего молодоженов трахаться каждую ночь, как долбанные кролики. У него мог быть тяжелый день на работе, у нее могло просто не быть настроения. Черт, у нее мог быть тяжелый день на работе, а у него - не быть настроения. Но уж если эти дилетанты залезли в их дом, значит, до финишной прямой оставался последний рывок. Объект уже сделал свой выбор, и его лишь нужно окончательно убедить… По возможности, не стесняясь. А время между тем поджимало. С ними или без них, аукцион должен был пройти всего через две недели. И, честное слово, лучше уж с ними, иначе Фьюри повесит его яйца вместо дверного колокольчика.
Как раз на середине мысли о впечатляющем полете фантазии высокого руководства Бобби встала из-за стола и, не говоря ни слова, протянула ему руку, принимая решение за них обоих. И поднимаясь следом на второй этаж, ладонь в ладони, Клинт уже не различал, где выдумка, а где реальность.
- Мы еще можем что-нибудь придумать, - шепнул он, впервые по-настоящему целуя эту чертовски соблазнительную голубую жилку у основания шеи напарницы. - Отвлекающий маневр.
Вот только его руки уже жили собственной жизнью, по привычке забравшись под льняную блузку и наслаждаясь шелком пылающей кожи. Возможно, именно поэтому вместо ответа по коридору прокатился звонкий счастливый смех.
- Если у тебя болит голова, я пойму, Спортсмен.
И этого хватило, чтобы остатки его благоразумия умыли руки.
Они впервые занимались любовью под присмотром как минимум десятка человек, в том числе и его нового друга Фила, и, черт возьми, если Клинт хоть раз вспомнил об этом. Все его внимание вплоть до самого рассвета было приковано исключительно к Бобби. Пришельцы из соседней галактики, и те вполне могли незаметно высадиться на заднем дворе, разнеся полквартала при посадке. За два месяца совместной жизни у Клинта накопилось столько фантазий, что с лихвой хватило бы на целую порно-энциклопедию, и еще вполне осталось бы для парочки веселых фильмов. А Бобби… Честное слово, эта женщина из него душу через член вынула. Как оказалось, у нее было полным полно своих фантазий, и они не добрались даже до середины нашептанного вперемешку с короткими жадными поцелуями списка, когда за окном начали буйствовать первые лучи восходящего солнца, а разукрашенные засосами и укусами тела без сил рухнули на разоренную постель, моля о пощаде.
На следующий день Объект решил устроить себе выходной, Фил не подавал признаков жизни до самого вечера, а они с Бобби были признаны благонадежными для уничтожения жизни на земле.
Разрекламированные мускулы Клинта так и не пригодились: операция прошла, как по нотам. Руководитель их вооруженного хора остался весьма доволен. Щ.И.Т. повязал всех присутствующих, включая кошку ученого, хотя, честное слово, несмотря на нестриженные когти, она не представляла особой угрозы. Пробирка с неведомой дрянью скоро будет надежно припрятана на очень черный день в загашнике Фьюри вместе с другими вещами, не зная о которых, спалось значительно спокойней. Мир стал чуточку безопаснее. На целых восемь чуточек, если считать кошку. Операция «Рассвет» - взглянуть бы в глаза тому, кто раз за разом придумывает эти дивные названия! – была официально окончена. Фил, уже наверняка, мысленно надиктовывал рапорт. И дожидаясь напарницу в фургоне группы захвата, Клинт пытался понять, как жить дальше.
Жить дальше хотелось с Бобби, притом, ничего не меняя. За исключением, может быть, круглосуточного наблюдения, ему еще в юности хватило зрителей. Хотелось просыпаться от Ее неосторожного движения под одеялом, бороться за последний кусок бекона и опаздывать на работу, смакуя привкус крепкого кофе и карамели с ее податливых губ. Хотелось строить планы, не важно, на ужин или на остаток жизни, и возвращаться в дом, в котором его ждут, не гася свет в прихожей. Заниматься любовью так, словно мир сгорит дотла с первыми лучами рассвета, и узнавать Ее ночь за ночью, пока не останется неразгаданных тайн…
И Клинт понятия не имел, как об этом попросить. Так уж сложилось, что он не был специалистом по части длительных отношений. Длительные отношения означали, что с утра придется заливать в кофеварку вдвое больше воды. И дело тут вовсе не в извечной холостяцкой панике или специфике работы. Просто пока он колесил по миру в тесном фургончике и прятался от копов, греясь теплом неподходящих женщин, подходящая женщина штурмовала Квантико и любовалась человеческой ДНК. Их миры должны были вращаться параллельно, даже не соприкасаясь. Но во вселенной, где функции Бога узурпировал Ник Фьюри, и не такое возможно. Клинт до сих пор чувствовал головокружение после «столкновения», а иногда – острую нехватку кислорода. Интересно, есть ли на свете что-то банальнее шпиона, уверившегося в собственной лжи? Наташа его со свету сживет, если узнает! То есть, разумеется, когда. Когда, а не если, к черту самообман. Еще бы знать наверняка, что его «брак» не развалится на части, как только Фил поставит последнюю точку в своем рапорте…
Просите и дано вам будет. Без дураков.
- Как насчет Вегаса? – обезоружила его Бобби, забравшись на пассажирское сидение.
- Что?
- Я вроде как вжилась в роль твоей супруги, - нервно улыбнулась напарница, издеваясь над ремнем безопасности. - Так как тебе идея: ты, я и священник в костюме Элвиса?
Идея была просто блеск, честное слово! И Клинт бы с огромной радостью это подтвердил, вот только… Острая нехватка кислорода!
- Предложение действует тридцать секунд, Спортсмен, пока моя гордость валяется в отключке.
Они угнали фургон группы захвата, словно праздничный пирог, начиненный оружием на самый притязательный вкус, и явились пред ясное око директора Фьюри уже мистером и миссис Бартон, предварительно хорошенько встряхнув Город Греха.
- ...интерьер дома выполнен в стиле французского шато. Подлинный деревенский дух: разномастная мебель, умеренная роскошь и, конечно же, много света, - соловьем заливалась риэлторша, с профессиональной сноровкой затягивая очередную молодую пару в свои сети. Ей бы в рекрутерскую службу Щ.И.Т.а, честное слово! - Вы влюбитесь в эту кухню с первого взгляда, миссис Бартон, она станет вашим маленьким королевством...
«Из которого Бобби тут же будет изгнана ратующими за независимость подданными», - успокоил себя Клинт. Воспоминания о том, слава Богу, единственном вечере, когда миссис Бартон оказалась один на один с духовкой, до сих пор иногда будили лучника по ночам.
- Напомни мне снова, почему мы не можем просто свалить это на плечи Фьюри и компании? – шепнул он на ухо жене, заодно приобнимая ее за талию. Они были вместе уже почти год – назло всем «предсказателям» из собственной конторы, ставившим максимум на месяц – а эта ненасытная жажда постоянного контакта и не думала угасать. – Он будет в восторге! Ему нравится принимать решения за других людей.
- Нет! В этом вся суть: мы выбираем дом, гнездо, если тебе так удобней. Только ты и я, совсем как обычные люди. Ну, же, подыграй мне, Спортсмен, - попросила Бобби, утягивая его за собой в увитые лепниной виноградной лозы объятья французской деревни. – Обещаю, этот - последний.
- Я уже вижу, что тебе здесь не нравится.
- Ну, значит, предпоследний...
Они выбирали дом. Нет, не так. Они выбирали... если уж и дальше насиловать его терминологию, они выбирали подходящее дерево, на котором можно свить Гнездо. Не равнодушный перевалочный пункт, в который незачем возвращаться, а место, где можно укрыться от прошлого, наполнив пустующие комнаты общими воспоминаниями и детским смехом. Белый забор, аккуратные газоны и любопытные соседи. Все прелести пригорода.
Клинт никогда не думал... даже не мечтал, что однажды у него может быть нечто подобное. Что он может оставить после себя в этом мире что-то кроме лужи крови. Возможно, лишь в детстве, когда по ночам его еще согревала упрямая надежда, что завтра будет... Нет, не лучше, конечно, с чего бы? Хотя бы не хуже. Но детство закончилось, не успев даже толком начаться, а вслед за ним постепенно растворилась в дорожной пыли и надежда. И потому последний год иногда казался Бартону сном, слишком хорошим, чтобы оказаться реальностью.
Во-первых, Фьюри не отдал приказа стрелять на поражение вместо приветствия, хотя они с Бобби и рванули в роуд трип через всю страну с казенным арсеналом в багажнике, которого вполне хватило бы на военный переворот где-нибудь в Уганде. Во-вторых, Фил не похоронил их под ворохом бумаг. Ну, или где там исчезали отбракованные агенты? В потайном отсеке шкафа? В-третьих, и единственно важных, Бобби не кинулась в объятья адвоката по разводам, поняв, во что вля… с кем связалась. Даже когда агентство охватила жажда легких денег, поделив Щ.И.Т. на два идейных лагеря: оптимистов, желавших им хотя бы полгода семейной жизни – иначе овчинка попросту не стоила выделки - и реалистов, со дня на день ожидавших развода. Даже тогда она сокрушалась лишь о том, что эта гениальная коммерческая идея пришла в голову совершенно постороннему человеку.
- Просто ради интереса, на что поставили вы, сэр? – услышал как-то Клинт на подходе к кабинету Фила. – И на случай, если вы собираетесь процитировать вдохновляющую речь директора Фьюри о достоинстве и профессионализме, сразу предупреждаю: я собираюсь отыскать этого мелкого предпринимателя и потребовать наш законный откат. Вместе с бухгалтерской книгой, чтоб знать, кого благодарить.
О, то была маленькая тактическая ложь. На самом деле ее сборы уже давно перешли в стадию вычеркивания кандидатов из маленькой черной книжки боли.
- Скажем так, я буду очень признателен, если вы не задушите Бартона во сне подушкой до сентября. Хотя, нет, сформулирую иначе: я буду очень признателен, если вы в принципе не задушите Бартона во сне подушкой. Поверьте, рано или поздно у вас появится такое желание.
Эй! Кто-то только что лишился своей утренней дозы шоколада на весь следующий месяц!
- Целый год? – присвистнула явно впечатленная Бобби. - Амбициозно. Хотите сорвать большой куш?
- Так я могу рассчитывать на вас, агент?
Клинт даже не заметил, что задержал дыхание, пока после хорошей паузы вновь не услышал неожиданно тихий голос Бобби, растерявший свои обворожительные озорные нотки.
- Я хочу состариться вместе с ним, сэр.
- Хороший план, - одобрил Фил, - надеюсь, вам удастся воплотить его в жизнь. Впервые за годы совместной работы я вижу Бартона по-настоящему счастливым.
Кто бы мог подумать, оказывается, дуракам действительно везет! А иначе тем памятным утром, кардинально переоценив свою ориентацию, Клинт обязательно признался бы непосредственному начальнику… ну, не в любви, конечно, но хотя бы в глубокой «мужской дружбе». И сейчас они бы, наверняка, до сих пор находились в стадии неловкого молчания. Потому что вопреки популярному мнению Фил Коулсон был настоящим мальчиком, и в груди у него билось самое обычное человеческое сердце. Даже он не мог так спокойно желать семейного счастья любимому человеку.
Единственным сослуживцем, полностью оправдавшим ожидания, оказалась Наташа. Это была, дайте подумать… вторая неделя медового месяца. Вернувшись из «свадебного путешествия» по трущобам Бомбея, в которое Фьюри вместо подарка молодоженам отправил его в гордом одиночестве, не считая нелюбимой снайперской винтовки, Клинт как раз застал живописный фингал, расплывавшийся на скуле супруги.
- Откуда это? Я думал, тебя сослали в лаборатории?
Хотя, если вспомнить, чем занимались в лабораториях Щ.И.Т.а, задумаешься, где безопаснее: там или на периферии полевых действий.
- Из России. С любовью, - прошипела Бобби, тщетно пытаясь заретушировать тональным кремом следы Наташиной работы. – Твоя чокнутая бывшая налетела на меня в коридоре и пригрозила, что наш брак будет либо счастливым, либо коротким. И во втором случае мое тело похоронят в закрытом гробу. Если найдут.
Должно быть, это звучало устрашающе. Из уст Романовой даже пожелание крепкого здоровья – особенно пожелание крепкого здоровья! - звучало устрашающе. Мысль о том, что богиня его семейного очага вооружена даже не до зубов, а до самой макушки, отозвалась в сердце Клинта постыдной радостью.
- А ты?
- А я не люблю, когда мне угрожают! Слово за слово…
«Вот вроде бы какая невинная фраза» - успел подумать Клинт прежде, чем услышал:
- Да ты и сам все увидишь! Парни из службы наблюдения продают запись с видео камер по двадцатке.
Все-таки находчивые ребята сидят в этой каморке!
- Как Хилл ее вообще терпела?!
- Никак. Поэтому они и расстались, - как же просто оказалось уместить такие сложные и надрывные отношения в жалкую пригоршню слов. - И предупреждая следующий вопрос, у нас, действительно, выйдет очень короткий брак, если и дальше развивать эту тему.
Но Бобби уже «почуяла запах крови». Ее было не свернуть с пути.
- Ты не веришь, что я смогу тебя защитить? – мурлыкнула она с той убийственной интонацией, которая, наверняка, была прописана в какой-нибудь тайной женской хрестоматии, как последний аргумент в любом споре.
А игривая вещица из легкого шелка как бы сама соскользнула с ее плеч, открывая жадному взору Клинта его любимый вид.
Прости меня, Нат. Я сопротивлялся.
По скромному мнению Бартона – который, кстати, рос сплошь в дисфункциональных семьях – это был идеальный брак. Они ругались до хрипоты безо всякой причины, просто из любви к процессу, и мирились так, что соседи рыдали, обнявшись, а продавец кроватей из ближайшего молла обещал назвать в их честь своих будущих детей. Они могли не видеться неделями, а, наконец-то оказавшись в одном помещении, зачастую просто валились с ног от усталости. На любую поверхность чуть мягче кирпича. И все же именно рядом с Бобби Клинту впервые в жизни отчаянно хотелось быть лучше, чем он есть на самом деле. Хотя бы в ее глазах. Хотелось верить, что вся эта головокружительная карусель эмоций, уместившаяся в одно сбивающее с ног слово «счастье», действительно, может быть навсегда.
И только трепетно взлелеянный цинизм, не замолкая, назойливо твердил, что чудес не бывает. Только не с парнями вроде него. А нынешнее затишье означает лишь одно: скоро грянет буря.
Ник Фьюри, наверное, даже в детстве не любил делиться своими игрушками. А уж когда вместо пластмассовых солдатиков в его распоряжении оказалось лучшее, что могла предложить старушка-Америка… Но межведомственное сотрудничество – необходимое зло, которого порой не удавалось избежать даже их почти всемогущему директору с наметками мании величия.
- Нас одолжили ЦРУ! – однажды заявила Бобби с театральной обидой, едва переступив порог их нового, еще толком не обжитого дома.
- Что?
- Что слышал. Этот одноглазый ублюдок сдал нас в аренду на неопределенный срок. Человеческий трафик. ЦРУ были там первыми, но Фьюри тоже хочет поучаствовать, так что придется играть по их правилам.
- Черт, а мы как раз собирались искать новый диван!
Судя по тяжелому взгляду супруги, он переборщил с негодованием. Всю последнюю неделю Клинт сторожил от всякого рода «случайностей» старый диван, добытый на блошином рынке в пору безденежья и служивший ему верой и правдой уже почти десять лет. К сожалению, у старого дивана и чувства прекрасного Бобби возникли «непреодолимые разногласия», которые обещали закончиться – «На твой выбор, Спортсмен!» - либо достойными «похоронами» на свалке, либо разводом.
- О, даже не надейся, что так легко соскочишь с крючка, родной. У меня будет новый диван или новый муж. Тебе решать.
Говорят, что в каждой шутке есть доля правды. Что ж…
Диван так никуда и не делся.
За годы работы с Филом Клинт отвык от того, что начальство может быть… Да что уж там, просто мудаком! Глава оперативной группы ЦРУ агент Смит – фантазии – ноль - по какой-то неведомой причине считал, что вместо опилок у него в голове настоящие мозги. И по какой-то еще более неведомой причине никто не пытался его разубедить. Возможно, это был флешмоб.
- Вы не отправите Бобби одну на встречу с торговцем людьми, организованную ненадежным информатором! – Клинта о флешмобе никто не предупредил, поэтому он не участвовал.
- По-другому он ее к себе просто не подпустит! Мы два года отлавливали мелких сошек и наконец-то подобрались вплотную к Картеру! – брызжа слюной по ветру, кричал неудачливый Страшила. - Я не собираюсь рисковать успехом всей операции из-за того, что вы не можете отцепиться от юбки своей жены, агент Бартон!
- Это вопрос элементарной безопасности. Наш наблюдательный пункт расположен слишком далеко от объекта, если что-то пойдет не так, мы не успеем среагировать!
- Все. Пройдет. По плану! - кажется, при всех полномочиях лицензии на убийство у Смита все-таки не было. Потому что если бы была… Ну, убить бы он Клинта, конечно, не убил, но попытался бы наверняка. – Лучше идите и проверьте свой лук, вы здесь не для того, чтобы думать.
- Конечно, ведь для этого у нас есть вы! - да на хуй их флешмоб, речь идет о безопасности его жены! Которая, кстати, могла бы вставить хоть слово, а не стоять столбом, отрабатывая позу «рука-лицо».
- Спокойней, Спортсмен, я взрослая девочка и могу за себя постоять, - вместо этого шепнула она, отвлекая прикосновением и уводя мужа с «ринга».
- Если с тобой что-нибудь случится… - от одной только мысли сердце, холодея, срывалось в галоп, - если с тобой что-нибудь случится, я его убью.
- На случай, если со мной что-нибудь случится: я полностью одобряю твой план действий. Но со мной будет все в порядке, вот увидишь, мы попадали в передряги и похуже. Завтра вечером ЦРУ вернет нас арендодателю с доплатой, и Коулсон зачитает тебе что-нибудь из классики «О субординации», - в порыве вдохновения рисовала Бобби картину соблазнительного будущего, стоя при этом чуть ближе, чем могло выдержать самообладание Клинта. - А потом мы пойдем покупать новый диван.
Он женился на ведьме.
Интуиция – вот лучшее оружие беспризорника, а если хочешь дотянуть до совершеннолетия на улице, лавируя под перекрестным огнем одуревших от безнаказанности банд, под прицелом сутенеров и наркоторговцев, тебе понадобится оружие. Пистолет может дать осечку, нож – затупиться, перцовый баллончик… Да ладно! Но если твое собственное нутро вопит: «Беги!», предчувствуя опасность, не стоит испытывать удачу. Вполне очевидно, что у вас с ней и без того непростые отношения.
Клинт не был выдрессированной армией боевой единицей и не присягал исполнять идиотские приказы. Он должен был прислушаться к своему чутью, к почти забытому вымораживающему страху, превращавшему каждый вдох в подвиг. Эта мысль будет медленно разъедать его изнутри годами, словно жгучая кислота, не давая затянуться кровоточащей ране, отравляя собой каждый новый день и все хорошее, что тот мог принести. Он должен был наплевать на Страшилу и сказать:
- Немедленно убирайся оттуда! К черту Смита, просто уходи. Под любым предлогом!
А вместо этого Бартон, возможно, впервые в жизни послушно сидел в своем «гнезде», отсчитывая секунды по ударам сердца и пытаясь вспомнить хоть одну чертову молитву.
Разумеется, интуиция не подвела. Клинт сорвался с позиции за секунду до того, как на группу обрушился свинцовый ливень. В мгновение ока годы тренировок полетели коту под хвост. Все, о чем он мог думать, это о пятнадцати долгих секундах до двери склада. Слишком долгих, если за дело брались профессионалы. Расплата за глупость настигла мгновенно: тело прошила острая вспышка боли, и Бартон рухнул на землю, словно подкошенный. Твою!..
- Бобби, - прохрипел он, чувствуя на губах знакомый металлический привкус, - Бобби…
Но угасающее сознание уже обволакивало кровавой дымкой, а в наушнике голос, который Клинт запомнит на всю жизнь, омерзительно сладко шептал, торжествуя:
- Мои клиенты будут от тебя в восторге, куколка…
Этот голос все еще звенел у него в ушах, когда Клинт пришел в себя на больничной койке, словно бабочка, вырвавшись из плотного кокона системы жизнеобеспечения. И было так легко соскользнуть в пучину спасительного гнева, укрывшись им от случившегося, словно щитом. В конце концов, он обещал. Ярость придавала силы ослабшему телу, направляла, стекалась в занесенный кулак, насыщая комнату багрянцем с каждым новым ударом. И, наверняка, свела бы Клинта с ума сладким хрустом ломающихся костей, если бы не тихий голос Фила, пытавшегося оттащить его от Смита, крепко перехватив поперек груди:
- Тиши. Тише, Бартон, успокойся. Мы вернем ее, обещаю.
И Клинт, разумеется, поверил. Если в его жизни и был человек, достойный доверия, так это Фил Коулсон.
Они, действительно, вернули Бобби. Через шесть месяцев. В закрытом гробу. И когда Фил положил руку на крышку и сказал: «Не надо», Клинт снова поверил. Он был… опустошен. Во всех смыслах этого слова. Все эти месяцы он, словно зверь в клетке, метался по пустому дому, чувствуя, как хрустят под ногами осколки их общих надежд. Он хватался за любую, даже самую тонкую ниточку, забывая о сне и еде, и снова и снова упирался в тупик. Он пытался не думать о том, чего стоит Бобби каждая лишняя минута. Он, правда, пытался. Но спустя шесть месяцев ему, действительно, не хотелось заглядывать под крышку гроба.
- Я могу попросить тебя об одолжении?
Ведь после четверти бутылки уже можно просить об одолжении, верно? Клинт так и не понял, чем заливал свое горе, схоронившись в кабинете Фила от тошнотворной жалости, нарезавшей сердце тонкими ломтиками, но у его собутыльника, сидевшего рядом на полу, уже появился брат-близнец.
- Конечно.
- Можешь организовать продажу дома?
Оба Фила глянули на него абсолютно трезвыми глазами и… Да, вот с этой самой жалостью, от которой хотелось сунуть голову в духовку.
- Ты уверен?
Уверен ли он, что хочет избавиться от горького праха несбывшихся надежд? От неслучившегося счастья? От напоминания о будущем, которое не смог удержать в своих руках, которому позволил выскользнуть сквозь пальцы? О женщине, которую обещал защищать до последнего вздоха? О, да. Черт возьми, да!
- Я уверен.
Если бы от чувства вины можно было избавиться также просто, как от дома.
Иногда Фил ненавидел свою работу. Как, например, сейчас, сидя на продавленном диване, пока Бобби проверяла новые документы. Ее выбор можно было понять. И глядя на тень женщины, которую он знал когда-то… На сломленную, искалеченную тень, Фил, действительно, понимал. От нее попросту ничего не осталось кроме жажды мести, все остальное было переломано, изувечено, выжжено дотла и развеяно по ветру. И все же полтора часа назад он сидел в темноте на полу собственного кабинета, спаивая безутешного вдовца, чтобы тот наконец-то мог выспаться, и хотел послать свою работу… по смыслу, ну, очень далеко.
- Полагаю, спрашивать твоего мнения об операции не стоит?
Ее голос все еще хрипел от… Честно говоря, Фил не хотел задумываться, от чего. Довольно и того, что Бобби ни на секунду не выпуска его из поля зрения, отслеживая потенциальную угрозу.
- Ты собираешься в одиночку выследить – и, полагаю, не только выследить - всю банду Картера, превратив Щ.И.Т. в похоронное бюро. Это не операция.
- Директор Фьюри одобрил мой план.
Что ж тут сказать, девочка? Директор Фьюри всегда считал, что хорошо мотивированные сотрудники способны творить чудеса. И самое паршивое, что он был абсолютно прав.
Фил уже стоял на пороге, когда она все же спросила, не сдержав предательской дрожи в голосе:
- Как… кх, как Клинт?
- В трауре. Он только что похоронил свою жену.
И, быть может, его беспристрастная маска все-таки дала трещину, потому что в ответ тень Бобби зло фыркнула:
- Зато теперь у тебя наконец-то появится шанс, правда? - и, как истинный профессионал, добавила контрольный выстрел. - Да брось, Фил, ты правда думал, что раз Клинт ничего не замечает, то и все остальные тоже?
По крайней мере, он наделся. Кому же захочется прослыть жалким неудачников, безответно влюбленным в собственного подчиненного? И, возможно, самым верным решением в сложившейся ситуации было сделать этот чертов шаг через порог и оставить все, как есть. На самом деле, у Фила был прямой приказ поступить именно так. Но эта абсолютно беспричинная, кстати, вспышка ревности вселяла ложную надежду.
- Послушай, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь…
И это, пожалуй, был не самый удачный подбор слов.
- Ты понимаешь? Правда?! – прошипела Бобби. - Извините, сэр, но пока вас не трахнут разом шестеро солдат, вырезав ребенка из вашего чрева, вам меня не понять.
Черт!
- Я не знал…
- Никто не знал. Мы никому не успели сообщить. А теперь, судя по прогнозам врачей, уже никогда не придется.
По здравому размышлению Фил решил, что совершил огромную ошибку, не позволив Клинту убить того кредита из ЦРУ.
- Мы сидели в детской и спорили, в какой цвет красить стены, - прошептала Бобби почти умиротворенно, закрыв глаза и улыбаясь воспоминаниям. – Клинт всегда хотел большую семью.
- Это неважно…
- А то, что я не могу представить, как ко мне когда-нибудь снова прикоснется мужчина, тоже неважно? А то, что я все время думаю, где он, мать его, был, когда они рвали меня на части?! И, поверь, я знаю, что не права, но это ни черта не меняет!
По ее щекам бежали злые слезы, и еще не придумали слов, которыми можно было исправить случившееся. Иногда Фил, действительно, ненавидел свою работу. Даже после четверти недопитой бутылки кальвадоса. Две трети своей жизни он выполнял приказы, и сегодняшний день к его собственному удивлению не стал исключением. Не смотря на то, что все тайное однажды, обычно в самый неподходящий момент, становится явным. Даже если ты унесешь свой страшный секрет в могилу, всегда найдется тот, кто не побрезгует прийти на кладбище с лопатой в руках. И когда Клинт узнает, а это, разумеется, непременно случится, он воспримет все произошедшее сегодня единственно возможным образом. Как предательство.
Вот и присказке конец, а, собственно, сказка еще только впереди Надеюсь, теперь стало понятно появление в фике Бобби. Потому что заряженное ружье по закону жанра просто обязано выстрелить в конце. Это даже не спойлер.
Автор: herat
Пейринг: Фил Коулсон/Клинт Бартон, Клинт Бартон/Бобби Морс, Пеппер Поттс/Наташа Романова/Мария Хилл
Рейтинг: "в душе мне 5 лет" - авторский рейтинг
Жанр: романс
Саммари: Дети – цветы жизни. Иногда вам хочется пройтись по этим цветочкам с газонокосилкой, а иногда именно они помогают добиться того, что всегда казалось недосягаемым.
Статус: wip
От автора: во всех прочитанных мною фиках именно Клинт страдал по Филу, и ни разу наоборот. Мне за него обидно.
Пролог
Пролог
Какую бы напасть не принес с собой новый рассвет: злобных зеленых человечков с неизученным оружием массового поражения наперевес, неадекватных гениев науки или грезящих мировым господством богов финансового Олимпа, у Фила Коулсона всегда был План. Причем именно так, с большой буквы. Целый алфавит Планов на все случаи жизни. И все же появление Клинта Бартона умудрилось застать его врасплох.
Лучник, без сомнения, был ценным активом и стоил всех регулярно создаваемым им же проблем. В конце концов, все решаемо. Немного бумажной волокиты, немного дыхательной гимнастики с «мишенями» особенно удачных острот, немного… ладно, много салфеток. Кому-то – не ему! - действительно, стоит провести воспитательную беседу с женской частью медперсонала. А в остальном, да, все решаемо. Кроме, возможно, одного: Фил не думал о сексе так часто с той незабвенной поры в шестнадцать лет, когда мысли о сексе, восхитительно непристойные, яркие, навязчивые мысли о сексе превратили его дни и особенно ночи в изощренную пытку.
Если честно, все это оказалось несколько неожиданно. Не говоря уже о том, что совершенно не к месту. Нет, Щ.И.Т. становился на удивление либерален, когда дело касалось неуставных отношений. И пока сексуальные фантазии подчиненных обходили его кабинет по широкой дуге, Фьюри предпочитал деликатно отводить уцелевший глаз. Так сказать, во избежание. Просто обычно Филу нравились более… сдержанные люди, а в Бартоне всего было слишком. Циркач – он и есть циркач: всегда старается привлечь к себе внимание. Это благоприобретенное, привет доктору Павлову. Не говоря уже о том, что по донесениям разведки его «заветный список» пестрел исключительно женскими именами. Да, Фил опустился до банальной слежки. Да, ему было стыдно. В глубине души. Где-то очень-очень глубоко. Так или иначе, это ни в коем случае не отменяло того факта, что их единственной точкой соприкосновения была работа, о которой строжайше запрещалось упоминать за пределами базы. Да, честно говоря, и не очень-то хотелось. С какой стороны не посмотри, идея сделать шаг в сторону Бартона казалась, мягко говоря, не самой удачной. Так что Фил «стоял на месте». И если иногда при взгляде на лучника у него перехватывало дыхание оттого, что банальные фантазии незаметно и неотвратимо обрастали настоящими чувствами, что ж... Он был агентом Щ.И.Та, его обучали терпеть пытки.
Часть 1
Часть 1
Пытки перешли на совершенно новый качественный уровень благодаря агенту Романовой. Это был именно ее безумный поклонник. Тихий капрал из юридического отдела, кто бы мог подумать? Не он первый, и уж совершенно точно не он последний, у кого захватывало дух от вида знаменитой Черной вдовы в ее не менее знаменитом кожаном костюме. Но в тихом омуте, бывает, водятся нешуточные черти, а сублимирует каждый по-своему. Кто-то, как Фил, с головой ныряет в работу и не выныривает обратно, кто-то надевает маску и спасает мир, кто-то, в конце концов, банально плетет макраме! А кто-то, рискуя жизнью, фигурно расставляет скрытые камеры по комнате бывшей русской шпионки. Каждому свое.
Если бы Романова узнала - а она бы обязательно узнала и скорее рано, чем поздно, не стоит обольщаться - остались бы от капрала-извращенца только рожки да ножки. Разбросанные по всему континенту на глубине десяти футов под землей. Но Фил оказался быстрее, так что парень отделался легким испугом. И, конечно, увольнением, причем, с полной конфискацией его впечатляющей "коллекции".
Наташа в душе. Наташа примеряет новое нижнее белье. Наташа «снимает скопившееся напряжение». Наташа принимает в своей спальне Клинта Бартона… От последней части Фил по очевидным причинам не мог оторвать жадного взгляда. Его давно отчаявшаяся совесть тихонько сидела в углу и не отсвечивала. И одним глазком поглядывала на экран. Что бы там не писали в третьесортных романах, половой акт между двумя людьми, если только он не поставлен профессионалом, не может выглядеть красиво. Этот выглядел. Бисеринки пота, блестевшие между лопаток Клинта, так и просились на язык. Мышцы на его спине перекатывались под смуглой, испещренной шрамами кожей, вторя резким размашистым толчкам, и Наташа выгибалась ему навстречу дугой, цеплялась за плечи, оставляя отметины от ногтей. Ее волосы струились по подушке, словно пламя, а с зацелованных губ вместе с распутными стонами лился чистый секс…
Они были прекрасны.
А Фил, к сожалению, а, может, к счастью, не был ни святым, ни импотентом, ни - вопреки всем слухам, бодро распускаемым запуганными стажерами – человекоподобным роботом, собранным безумными учеными в лабораториях Щ.И.Та. Этот диск – все, на что он мог рассчитывать одинокими холодными ночами, и совесть заранее размахивала белым флагом.
Нет, Фил Коулсон не принадлежал ни службе Щ.И.Т., ни Нику Фьюри лично. За пределами этого чудо эсминца у него была своя жизнь. Люди, с которыми он планировал провести если не остаток дней, то хотя бы еще одну ночь. Фантазии о Бартоне превратились в своеобразный интимный деликатес, о котором не вспоминают каждый вечер, чтобы ненароком не превращать изысканное блюдо в повседневную стряпню. Клинт из мира ярких высокорейтинговых грез творил с ним и для него такие вещи, от которых утром было стыдно поднять взгляд на собственное отражение в зеркале. В то время как реальный Бартон по причине, Филу неведомой, предпочитал держаться на расстоянии выстрела и соблюдал строгую субординацию, которой черной завистью завидовал даже их одноглазый лидер. И этого хватало, этого было достаточно.
До тех самых пор, пока однажды ввиду бездействия Судьбы в дело не вмешался… кофе.
Был поздний вечер. Или раннее утро, Фил потерял счет времени еще на двадцать второй странице отчета. Его организм достиг всех мыслимых пределов, бесшабашно их перескочил и на данный момент держался исключительно на собственной наглости. Запас которой как раз подходил к концу, когда по коридору пьянящей волной прокатился самый прекрасный аромат на свете. А вслед за ароматом в поле зрения показался…
- Бартон!
- Да, сэр? - насторожился лучник, замерев в дверном проеме. В его руке подобно одинокому огоньку надежды в беспросветном мраке ночи сиял пластмассовый стаканчик с эмблемой филиала рая на земле.
- Меняю месяц твоих отчетов на этот кофе.
- Сэр?
- Ладно, два месяца, - покладисто сдал позиции Фил. В конце концов, он был не в том положении, чтобы торговаться.
- При всем уважении, сэр, как давно вы в последний раз отдыхали?
- После того, что вы с Романовой устроили в Будапеште, у меня не осталось времени на отдых. На восстановление отношений между нашими странами уйдут годы.
- Они первые начали!..
Очень по-взрослому. Особенно учитывая то, что заканчивать с легкой руки Фьюри придется именно ему.
- Три месяца, Бартон, и это мое последнее сло…
- Продано!
Уже позже, по дороге домой с содроганием сердца вспоминая тот хаос, который по возможности оставлял за собой Соколиный Глаз, Фил понял, что то был самый дорогой кофе в его жизни.
Однако именно он стал отправной точкой их взаимоотношений. Уже на следующее утро, положив начало славной традиции, под дверью кабинета Фила дожидался полноценный завтрак трудоголика: двойной эспрессо и шоколадный маффин. «И пусть никто не говорит, что я воспользовался минутой слабости, сэр», - гласила надпись на стаканчике. Спустя неделю они начали завтракать вместе. Еще через месяц Бартон впервые нарушил установленную протоколом тишину в эфире, дожидаясь цели в своем «гнезде». Ненавистная субординация таяла, как дым. И вот однажды за очередным совместным завтраком, пытаясь отвоевать последний маффин, Фил с удивлением и затаенной надеждой понял, что слово «дружба» им больше не подходит. На хлипком фундаменте из кофе цвело и буйствовало что-то совершенно иное, замерев на той тонкой грани, за которой все его непотребные фантазии наконец-то должны были воплотиться в реальность.
К сожалению уже на следующее утро Бартон был приписан к операции «Рассвет». Положа руку на сердца, с эти заданием с легкостью справился бы и менее опытный агент. Всего и делов, что внимательно смотреть по сторонам и называть любимой ясноокую блондинку. Собственно, в блондинке и крылась главная угроза.
- Знакомьтесь, Клинт Бартон, Барбара Морс, - представил Фил друг другу будущих напарников, - властью, данной мне формой Е-49, объявляю вас мужем и женой.
- Ну, здравствуй, обезьянка.
- Еще раз назовешь меня обезьянкой, останешься без потомства. Сокол, - дружелюбно улыбаясь, предупредила будущая миссис Бартон.
И как сказали бы романтики, к числу которых Фил Коулсон не принадлежал, в этот момент свершилась магия.
Фил Коулсон появился в жизни Клинта, словно ангел господень, именно в тот момент, когда был больше всего нужен. В самый последний. Надежда давно захлебнулась кровью. Щ.И.Т. не бросает своих агентов, но Щ.И.Т. просто никогда не найдет их на богом забытой скотобойне в заднице мира. А если и найдет, то лишь для того, чтобы похоронить остывшие трупы в закрытых гробах. Семь дней, семь ёбаных дней он засыпал и просыпался под какофонию воплей, слез и молитв, считая мертвых друзей по затихающим крикам. Больной ублюдок, называвший себя Художником, виртуозно находя слабые места, ломал их одного за другим, как надоевшие игрушки, и по крупицам собирал информацию, не забывая при этом наслаждаться процессом, словно ребенок. И вот, когда Клинта оглушила ужасающая и вместе с тем такая долгожданная тишина, которая могла означать лишь одно… В этот момент аккуратно щелкнул замок, и пришла его очередь кричать.
Не нужно быть гением, чтобы догадаться, от чего сердце лучника замирает где-то в глотке, наплевав на самоконтроль. Нельзя целиться без глаз. Кому он будет нужен без глаз? Ослепший Сокол. Он и c глазами-то приглянулся лишь горстке вояк да садисту, любовно сжимавшему скальпель.
- Последний шанс, агент, - едва ли не дрожа от предвкушения, предупредил Художник. И, честное скаутское, Клинт обменял бы все тайны Щ.И.Т.а на свое зрение, если бы только хоть что-нибудь знал. Но они были простыми солдатами. Не то, чтобы Фьюри нашептывал им на ухо свои секреты вместо сказок на ночь. И эта грязная яма станет его могилой. Через три, две, одну…
Выстрел прогремел за мгновение до того, как лезвие скальпеля коснулось его лица. Чертовски хороший выстрел, надо сказать. Сукин сын был мертв еще до того, как его простреленная башка коснулась сырой, пропитанной кровью земли.
- Агент Бартон? – спросил до зависти спокойный голос.
Кровь, до сих пор сочившаяся из раны на голове, мешала Клинту как следует разглядеть своего спасителя, но его глаза были целы, сердце от облегчения отплясывало джигу на исстрадавшихся ребрах, а внутренний голос, интуиция, шестое чувство – называйте, как хотите – шептало: «Все закончилось, все наконец-то закончилось. Щ.И.Т. не бросает своих». И это вырвалось само собой. Почти утонувшее в позорной истерике, с непривычки царапающее язык, усталое и благодарное:
- Да, сэр.
Он возвращался домой в компании четырех уздрей, аккуратно упакованных группой зачистки в пакеты для трупов, и невозмутимого агента в дорогом костюмчике, крепко сжимавшего его руку, пока та не перестала предательски дрожать.
Общеизвестный – в пределах Щ.И.Т.а - факт: у агента Бартона тьма недостатков. Начиная с воображаемых, от которых чесались кулаки у его отца, и заканчивая вполне себе реальными, целиком и полностью ответственными за нервный тик директора Фьюри. Но при всех своих недостатках Клинт умел быть благодарным. Не то, чтобы ему так часто выдавалась возможность попрактиковаться. Мир полон сволочей, сюрприз-сюрприз. Мир полон моральных уродов, глумящихся над чужой бедой, равнодушных прохожих и трясущихся над своей бесценной шкуркой трусов. Но иногда - слишком редко, чтобы к ним привыкнуть или хотя бы надеяться на них – случались и счастливые исключения. Вымирающий вид, по чудовищному недосмотру не попавший на страницы Красной Книги. Бескорыстные самаритяне. Бартон помнил каждую протянутую руку помощи, и его благодарность выражалась не в бесполезных словах, а исключительно в поступках. А агент Коулсон адски напоминал парня, который живет ради формы В-33 и, уединившись в кабинете, вместо затейливого порно любуется на устав Щ.И.Т.а в протертой до дыр обложке. Про легкое помешательство на сосульке в звездно-полосатых лосинах Клинт узнает много позже, а пока что единственным способом показать свою признательность казалось строго соблюдать чертову субординацию, будь она трижды неладна! Непривычное «сэр» разве что не отдиралось от языка с мясом, но при должном усердии со временем из него вполне могла бы выйти неплохая дрессированная мартышка Щ.И.Т.а. Если бы не Starbucks и разбитое сердце Черной Вдовы.
Разумеется, Наташа упорно твердила, что все в порядке. А как иначе, ведь сердце – всего лишь мышца? Клинт не спорил. Он еще столько всего не успел сделать, чтобы обсуждать личную жизнь своей напарницы. Он, в конце концов, банально любил себя. Причем, именно в той комплектации, в которой его создала мать-природа. Клинт просто был рядом и по возможности минимизировал ущерб. Вот только возможность выдавалась далеко не всегда, и в конце концов, в пестром крикливом Будапеште эта несложная система, и до того державшаяся исключительно на невиданном везении, предсказуемо дала охрененный сбой. Но ни тогда, наглотавшись свинца по самое горло, ни даже после, дрейфуя в бескрайних океанах морфина, Бартон и представить себе не мог, что эхо той операции, быстро обросшей легендами, настигнет его месяц спустя в облике свежеразупокоенного зомби, неумело торговавшегося за вязкий, словно смола, Американо. В тот день маска невозмутимого агента дала первую крохотную трещинку, ставшую предвестницей больших перемен.
- Я бы хотел поговорить об агенте Романовой, - опустив обязательную в таких случаях прелюдию, заявил Коулсон всего неделю спустя, пока Клинт пытался заштопать огромную дыру в памяти и понять, как вообще оказался с утра пораньше в продумано неудобном кресле напротив непосредственного начальства.
- А у нас работает программа защиты свидетелей?
- Бартон, восемь часов утра, я даже не допил свой кофе, - устало пожурило его непосредственное начальство.
- Да все с ней в порядке! Подумаешь, немного выпустила пар…
- Нет, это Мария немного выпустила пар, когда, сорвав с Фьюри повязку, швырнула ее в Атлантический океан с высоты восьми тысяч футов и подала прошение о переводе, - очередь в командный центр службы наблюдения тем вечером дважды опоясывала эсминец! - А агент Романова устроила в Будапеште локальный Рогнарек. С твоей, между прочим, непосредственной помощью.
- Чем смог, сэр, - не сдержавшись, нагло и гордо оскалился Бартон. Смог он много, этого не отнять.
- Возможно, стоит дать Наташе время, чтобы… прийти в себя.
- Вот у нее и спросите.
И да хранит вас Всевышний. А на этом отдельно взятом летающем эсминце - И.О. Всевышнего Ник Фьюри.
- Боюсь, - честно признался Коулсон. Возможно, виной тому была утренняя доза кофеина, до сих пор лениво плескавшаяся в пластмассовом стаканчике, а возможно – полстраницы отчета, отпечатавшиеся на щеке агента… Спустя годы в душном полумраке их общей спальни выяснилось, что это все же было его собственное отвлекающее присутствие.
Так или иначе, но с того дня процесс очеловечивания Коулсона пошел полным ходом.
С каждым глотком кофе образ невозмутимого агента, работающего на батарейках, рассыпался прямо на глазах, словно чертов карточный домик. Словно восьмое чудо света!
Во-первых, Коулсон готов был на страшные вещи ради шоколадных маффинов. Серьезно, очень страшные вещи, после которых тренированные агенты Ш.И.Т.а – не будем показывать пальцем - неделю спали с включенным светом и луком под подушкой.
Во-вторых, что было закономерно, учитывая во-первых, Коулсон оказался настоящим сладкоежкой и предпочитал свой утренний Американо капнутым на горку сахара.
В-третьих, он действительно переживал за Наташу. И дело здесь было не только в банальном любопытстве, которое не пощадило даже их непоколебимого директора.
- Поразительно, как Фьюри до сих пор не узнал, что они с Хилл осквернили его кабинет, - однажды признался Клинт. К тому моменту он бодрствовал уже четвертые сутки, выживая исключительно на подаянии из Starbucks, и не мог нести ответственность за слова, самовольно срывавшиеся с языка.
У Коулсона аж кофе пошел носом.
- Я больше никогда… никогда не смогу зайти в этот кабинет! – пробормотал бедняга, наконец-то откашлявшись.
И он действительно не смог. Так появилась на свет форма Б-54, отвечавшая за сообщение с их одноглазым лидером и избавлявшая агентов от необходимости сидеть, стоять или прикасаться к чему-то, что, вполне возможно, было вовлечено в сексуальные игры двух самых страшных женщин мировой шпионской песочницы.
В-четвертых, он просто любил посплетничать за издевательством над маффином. И мир уже никогда не был прежним после того, как Бартон сделал это невероятное открытие.
В-пятых, Фил пару раз бессовестно намекнул Клинту на его собственный мимолетный роман с напарницей, отгоревший пару лет назад. Впрочем, было бы слишком самонадеянно использовать именно эту терминологию. Вот с Хилл – да, там действительно была шекспировская буря страстей, спецслужбы Будапешта тому свидетели. А они просто развлекались в свободное от насаждения мира во всем мире время. И даже если у Бартона и мелькнула крамольная мыслишка, будто их жаркие ночи могут закончиться чем-то серьезным, Наташа быстро и нежно опустила его с небес на грешную землю.
В-шестых, седьмых, восьмых и дальше по списку маршировали перед Клинтом каждое утро, нетерпеливо обгоняя друг дружку, пока однажды…
…это не было похоже на первый робкий поцелуй. Они не колебались, отмахиваясь от дружбы, словно за плечами были целые годы, а не жалкие месяцы. Не подстраивались друг под друга, пытаясь произвести впечатление. Собственно, не было никаких «их». Фил просто прижимал его к запертой двери и вытворял неожиданно умелым языком вещи, которые чуть позже из памяти непременно вырежет цензура. И Клинту оставалось только беспомощно тереться о его бедро, словно подмятый лавиной гормонов подросток. Здравый смысл капитулировал, как только щелкнул дверной звонок, а одежда оказалась слишком ненадежной преградой. И жадные нетерпеливые прикосновения к пылающей коже ощущались, как искры на оголенных нервах. Кровь гудела в ушах, неохотно складываясь в бесстыдную мольбу: «Еще! Еще! Больше!».
- Ни звука, - предупредил Фил, соскользнув на колени. И облизнулся так, словно ждал этого момента годами. Вполне возможно, так оно и было. Последние предохранители в сознании Бартона перегорели к чертям…
…и он проснулся, все еще чувствуя горячее прерывистое дыхание на болезненно пульсирующем члене. Остаток ночи предсказуемо прошел в старой доброй гетеросексуальной панике.
Спустя четыре бессонных часа и треть припрятанной на черный день пачки сигарет Клинт наконец-то расставил все знаки препинания по местам. Вроде как.
Ему наивно казалось, что за тридцать лет жизни уж себя-то он изучил вдоль и поперек. Сильные самодостаточные женщины всегда были его криптонитом, в то время как сильные самодостаточные мужчины вызывали лишь легкую зависть, откликаясь застарелыми комплексами где-то на задворках сознания. Никаких сексуальных фантазий, никаких случайных экспериментов. Однако, несмотря на это, мысль о том, чтобы претворить сон в реальность, встретила в паху исключительно горячее одобрение. Можно даже сказать, жгучее. И в этом, в общем-то, не было ничего страшного.
Вот, собственно, и все. В этом не было ничего страшного. То, что Клинт до сих пор спал исключительно с женщинами, говорило скорее о недостатках встречавшихся на его жизненном пути мужчин.
Страшно было то, что это оказался именно Фил Коулсон, его друг и куратор, чья ориентация, наверно, и была самой большой тайной Щ.И.Т.а. Если у него вообще была ориентация. Кто-нибудь хоть раз видел агента Коулсона с женщиной? А с мужчиной? Стоит ли, не таясь, приложить его завтра с утра пораньше подробным отчетом о своих эротических снах, или лучше повременить, сперва продумав дизайн надгробия? И самый главный вопрос, на решение которого ушла львиная доля сигарет: возможно ли, что все эти месяцы с восьми до девяти они неуклюже флиртовали друг с другом, даже не догадываясь об этом?
Но прежде чем Клинт успел найти ответ, в его жизнь вошла женщина, которая изменила все.
Хороший шпион не позволяет себе забыться. Как бы сладка и соблазнительна ни казалась легенда, реальность и фантазии начальства всегда разделяет четкая грань. Бетонная стена, если хотите, через которую просто невозможно пробиться. Вот только ни Клинт, не Бобби не были шпионами. Они были полевыми агентами, обученными думать, действовать и медитировать посреди хаоса и подстраиваться под ситуацию. А нынешняя ситуация оказалась не самой худшей из тех, в которые им доводилось попадать. Вообще-то, если бы не очередной обделенный славой ученый с впечатляющим черным списком и формулой нового биологического оружия, выставленной на аукцион, нынешняя ситуация вполне могла бы сойти за поощрение от Фьюри. Хотя, вполне возможно, что именно так их бесстрашный лидер и представлял себе поощрения. Отпуск с препятствиями.
Так или иначе, их задачей было примелькаться перед глазами нового работодателя Бобби, загремевшего в список потенциальных покупателей неведомой херни, угрожавшей миру из пробирки. Ее мозги должны были привести их прямиком на аукцион, а его мускулы – защитить ее мозги. Хотя…
Родители стратега, решившего, будто Барбаре Морс нужен телохранитель, наверняка, были близкими родственниками. Клинт просто не видел иного объяснения тому факту, что женщине, которая могла взять столовую ложку и заставить вас рыдать, вдруг понадобилась охрана. А он пытался, поверьте. Если уж на то пошло, в сонном пригороде было нечем больше и заняться-то, кроме как присматриваться к доверенным «мозгам». К которым, кстати, прилагалось просто умопомрачительное тело. И острый, как Наташины ножи, язык. И характер, обещавший любому, кто покусится на это «сокровище», нескучную старость…
Это точно был подарок от Фьюри!
Они играли молодоженов, чья любовная лодка едва отчалила от берега и еще не успела наткнуться на свои первые рифы. Просыпались в одной постели, завтракали за одним столом. Гуляли по торговому центру, обустраивая просторный дом с тремя детскими. Ужинали в уютных ресторанчиках, хмелея от молодого вина и мягкого сияния свечей. А на излете дня вместе поднимались в общую спальню. И с каждым днем та нерушимая стена между правдой и ложью все больше истончалась, на глазах у беспомощного Клинта превращаясь в хрупкое стекло, которое можно было с легкостью превратить в пыль щелчком пальцев. Или взмахом Ее ресниц.
Их убедительная «игра» настолько впечатлила новое начальство Бобби, что ей практически сделали непристойное предложение посреди рабочего совещания. Оставалась лишь одна малюсенькая формальность.
- Камеры, - с порога предупредил Клинт, едва касаясь губами лба напарницы. Каждый поцелуй на публику превращался в настоящий вызов его самоконтролю, будоража воображение сонмом соблазнительных возможностей. Зря, как выяснилось позже, но кто же тогда знал?
Бобби послушно чмокнула его в щеку, принимая новые правила игры, и ускользнула на кухню воевать со сковородками.
Остаток вечера прошел как в тумане. Кажется, мясо даже почти не подгорело. Кажется, из старого проигрывателя, унося за собой в другой век, лилась тягучая соблазнительная музыка. Кажется, Фил у него в ухе распекал так называемую службу безопасности Объекта, умудрившуюся оставить все свое добро практически на виду. Но все мысли Клинта были только о спальне и крохотной камере, установленной прямо напротив их супружеского ложа. Разумеется, не существовало закона, обязывавшего молодоженов трахаться каждую ночь, как долбанные кролики. У него мог быть тяжелый день на работе, у нее могло просто не быть настроения. Черт, у нее мог быть тяжелый день на работе, а у него - не быть настроения. Но уж если эти дилетанты залезли в их дом, значит, до финишной прямой оставался последний рывок. Объект уже сделал свой выбор, и его лишь нужно окончательно убедить… По возможности, не стесняясь. А время между тем поджимало. С ними или без них, аукцион должен был пройти всего через две недели. И, честное слово, лучше уж с ними, иначе Фьюри повесит его яйца вместо дверного колокольчика.
Как раз на середине мысли о впечатляющем полете фантазии высокого руководства Бобби встала из-за стола и, не говоря ни слова, протянула ему руку, принимая решение за них обоих. И поднимаясь следом на второй этаж, ладонь в ладони, Клинт уже не различал, где выдумка, а где реальность.
- Мы еще можем что-нибудь придумать, - шепнул он, впервые по-настоящему целуя эту чертовски соблазнительную голубую жилку у основания шеи напарницы. - Отвлекающий маневр.
Вот только его руки уже жили собственной жизнью, по привычке забравшись под льняную блузку и наслаждаясь шелком пылающей кожи. Возможно, именно поэтому вместо ответа по коридору прокатился звонкий счастливый смех.
- Если у тебя болит голова, я пойму, Спортсмен.
И этого хватило, чтобы остатки его благоразумия умыли руки.
Они впервые занимались любовью под присмотром как минимум десятка человек, в том числе и его нового друга Фила, и, черт возьми, если Клинт хоть раз вспомнил об этом. Все его внимание вплоть до самого рассвета было приковано исключительно к Бобби. Пришельцы из соседней галактики, и те вполне могли незаметно высадиться на заднем дворе, разнеся полквартала при посадке. За два месяца совместной жизни у Клинта накопилось столько фантазий, что с лихвой хватило бы на целую порно-энциклопедию, и еще вполне осталось бы для парочки веселых фильмов. А Бобби… Честное слово, эта женщина из него душу через член вынула. Как оказалось, у нее было полным полно своих фантазий, и они не добрались даже до середины нашептанного вперемешку с короткими жадными поцелуями списка, когда за окном начали буйствовать первые лучи восходящего солнца, а разукрашенные засосами и укусами тела без сил рухнули на разоренную постель, моля о пощаде.
На следующий день Объект решил устроить себе выходной, Фил не подавал признаков жизни до самого вечера, а они с Бобби были признаны благонадежными для уничтожения жизни на земле.
Разрекламированные мускулы Клинта так и не пригодились: операция прошла, как по нотам. Руководитель их вооруженного хора остался весьма доволен. Щ.И.Т. повязал всех присутствующих, включая кошку ученого, хотя, честное слово, несмотря на нестриженные когти, она не представляла особой угрозы. Пробирка с неведомой дрянью скоро будет надежно припрятана на очень черный день в загашнике Фьюри вместе с другими вещами, не зная о которых, спалось значительно спокойней. Мир стал чуточку безопаснее. На целых восемь чуточек, если считать кошку. Операция «Рассвет» - взглянуть бы в глаза тому, кто раз за разом придумывает эти дивные названия! – была официально окончена. Фил, уже наверняка, мысленно надиктовывал рапорт. И дожидаясь напарницу в фургоне группы захвата, Клинт пытался понять, как жить дальше.
Жить дальше хотелось с Бобби, притом, ничего не меняя. За исключением, может быть, круглосуточного наблюдения, ему еще в юности хватило зрителей. Хотелось просыпаться от Ее неосторожного движения под одеялом, бороться за последний кусок бекона и опаздывать на работу, смакуя привкус крепкого кофе и карамели с ее податливых губ. Хотелось строить планы, не важно, на ужин или на остаток жизни, и возвращаться в дом, в котором его ждут, не гася свет в прихожей. Заниматься любовью так, словно мир сгорит дотла с первыми лучами рассвета, и узнавать Ее ночь за ночью, пока не останется неразгаданных тайн…
И Клинт понятия не имел, как об этом попросить. Так уж сложилось, что он не был специалистом по части длительных отношений. Длительные отношения означали, что с утра придется заливать в кофеварку вдвое больше воды. И дело тут вовсе не в извечной холостяцкой панике или специфике работы. Просто пока он колесил по миру в тесном фургончике и прятался от копов, греясь теплом неподходящих женщин, подходящая женщина штурмовала Квантико и любовалась человеческой ДНК. Их миры должны были вращаться параллельно, даже не соприкасаясь. Но во вселенной, где функции Бога узурпировал Ник Фьюри, и не такое возможно. Клинт до сих пор чувствовал головокружение после «столкновения», а иногда – острую нехватку кислорода. Интересно, есть ли на свете что-то банальнее шпиона, уверившегося в собственной лжи? Наташа его со свету сживет, если узнает! То есть, разумеется, когда. Когда, а не если, к черту самообман. Еще бы знать наверняка, что его «брак» не развалится на части, как только Фил поставит последнюю точку в своем рапорте…
Просите и дано вам будет. Без дураков.
- Как насчет Вегаса? – обезоружила его Бобби, забравшись на пассажирское сидение.
- Что?
- Я вроде как вжилась в роль твоей супруги, - нервно улыбнулась напарница, издеваясь над ремнем безопасности. - Так как тебе идея: ты, я и священник в костюме Элвиса?
Идея была просто блеск, честное слово! И Клинт бы с огромной радостью это подтвердил, вот только… Острая нехватка кислорода!
- Предложение действует тридцать секунд, Спортсмен, пока моя гордость валяется в отключке.
Они угнали фургон группы захвата, словно праздничный пирог, начиненный оружием на самый притязательный вкус, и явились пред ясное око директора Фьюри уже мистером и миссис Бартон, предварительно хорошенько встряхнув Город Греха.
- ...интерьер дома выполнен в стиле французского шато. Подлинный деревенский дух: разномастная мебель, умеренная роскошь и, конечно же, много света, - соловьем заливалась риэлторша, с профессиональной сноровкой затягивая очередную молодую пару в свои сети. Ей бы в рекрутерскую службу Щ.И.Т.а, честное слово! - Вы влюбитесь в эту кухню с первого взгляда, миссис Бартон, она станет вашим маленьким королевством...
«Из которого Бобби тут же будет изгнана ратующими за независимость подданными», - успокоил себя Клинт. Воспоминания о том, слава Богу, единственном вечере, когда миссис Бартон оказалась один на один с духовкой, до сих пор иногда будили лучника по ночам.
- Напомни мне снова, почему мы не можем просто свалить это на плечи Фьюри и компании? – шепнул он на ухо жене, заодно приобнимая ее за талию. Они были вместе уже почти год – назло всем «предсказателям» из собственной конторы, ставившим максимум на месяц – а эта ненасытная жажда постоянного контакта и не думала угасать. – Он будет в восторге! Ему нравится принимать решения за других людей.
- Нет! В этом вся суть: мы выбираем дом, гнездо, если тебе так удобней. Только ты и я, совсем как обычные люди. Ну, же, подыграй мне, Спортсмен, - попросила Бобби, утягивая его за собой в увитые лепниной виноградной лозы объятья французской деревни. – Обещаю, этот - последний.
- Я уже вижу, что тебе здесь не нравится.
- Ну, значит, предпоследний...
Они выбирали дом. Нет, не так. Они выбирали... если уж и дальше насиловать его терминологию, они выбирали подходящее дерево, на котором можно свить Гнездо. Не равнодушный перевалочный пункт, в который незачем возвращаться, а место, где можно укрыться от прошлого, наполнив пустующие комнаты общими воспоминаниями и детским смехом. Белый забор, аккуратные газоны и любопытные соседи. Все прелести пригорода.
Клинт никогда не думал... даже не мечтал, что однажды у него может быть нечто подобное. Что он может оставить после себя в этом мире что-то кроме лужи крови. Возможно, лишь в детстве, когда по ночам его еще согревала упрямая надежда, что завтра будет... Нет, не лучше, конечно, с чего бы? Хотя бы не хуже. Но детство закончилось, не успев даже толком начаться, а вслед за ним постепенно растворилась в дорожной пыли и надежда. И потому последний год иногда казался Бартону сном, слишком хорошим, чтобы оказаться реальностью.
Во-первых, Фьюри не отдал приказа стрелять на поражение вместо приветствия, хотя они с Бобби и рванули в роуд трип через всю страну с казенным арсеналом в багажнике, которого вполне хватило бы на военный переворот где-нибудь в Уганде. Во-вторых, Фил не похоронил их под ворохом бумаг. Ну, или где там исчезали отбракованные агенты? В потайном отсеке шкафа? В-третьих, и единственно важных, Бобби не кинулась в объятья адвоката по разводам, поняв, во что вля… с кем связалась. Даже когда агентство охватила жажда легких денег, поделив Щ.И.Т. на два идейных лагеря: оптимистов, желавших им хотя бы полгода семейной жизни – иначе овчинка попросту не стоила выделки - и реалистов, со дня на день ожидавших развода. Даже тогда она сокрушалась лишь о том, что эта гениальная коммерческая идея пришла в голову совершенно постороннему человеку.
- Просто ради интереса, на что поставили вы, сэр? – услышал как-то Клинт на подходе к кабинету Фила. – И на случай, если вы собираетесь процитировать вдохновляющую речь директора Фьюри о достоинстве и профессионализме, сразу предупреждаю: я собираюсь отыскать этого мелкого предпринимателя и потребовать наш законный откат. Вместе с бухгалтерской книгой, чтоб знать, кого благодарить.
О, то была маленькая тактическая ложь. На самом деле ее сборы уже давно перешли в стадию вычеркивания кандидатов из маленькой черной книжки боли.
- Скажем так, я буду очень признателен, если вы не задушите Бартона во сне подушкой до сентября. Хотя, нет, сформулирую иначе: я буду очень признателен, если вы в принципе не задушите Бартона во сне подушкой. Поверьте, рано или поздно у вас появится такое желание.
Эй! Кто-то только что лишился своей утренней дозы шоколада на весь следующий месяц!
- Целый год? – присвистнула явно впечатленная Бобби. - Амбициозно. Хотите сорвать большой куш?
- Так я могу рассчитывать на вас, агент?
Клинт даже не заметил, что задержал дыхание, пока после хорошей паузы вновь не услышал неожиданно тихий голос Бобби, растерявший свои обворожительные озорные нотки.
- Я хочу состариться вместе с ним, сэр.
- Хороший план, - одобрил Фил, - надеюсь, вам удастся воплотить его в жизнь. Впервые за годы совместной работы я вижу Бартона по-настоящему счастливым.
Кто бы мог подумать, оказывается, дуракам действительно везет! А иначе тем памятным утром, кардинально переоценив свою ориентацию, Клинт обязательно признался бы непосредственному начальнику… ну, не в любви, конечно, но хотя бы в глубокой «мужской дружбе». И сейчас они бы, наверняка, до сих пор находились в стадии неловкого молчания. Потому что вопреки популярному мнению Фил Коулсон был настоящим мальчиком, и в груди у него билось самое обычное человеческое сердце. Даже он не мог так спокойно желать семейного счастья любимому человеку.
Единственным сослуживцем, полностью оправдавшим ожидания, оказалась Наташа. Это была, дайте подумать… вторая неделя медового месяца. Вернувшись из «свадебного путешествия» по трущобам Бомбея, в которое Фьюри вместо подарка молодоженам отправил его в гордом одиночестве, не считая нелюбимой снайперской винтовки, Клинт как раз застал живописный фингал, расплывавшийся на скуле супруги.
- Откуда это? Я думал, тебя сослали в лаборатории?
Хотя, если вспомнить, чем занимались в лабораториях Щ.И.Т.а, задумаешься, где безопаснее: там или на периферии полевых действий.
- Из России. С любовью, - прошипела Бобби, тщетно пытаясь заретушировать тональным кремом следы Наташиной работы. – Твоя чокнутая бывшая налетела на меня в коридоре и пригрозила, что наш брак будет либо счастливым, либо коротким. И во втором случае мое тело похоронят в закрытом гробу. Если найдут.
Должно быть, это звучало устрашающе. Из уст Романовой даже пожелание крепкого здоровья – особенно пожелание крепкого здоровья! - звучало устрашающе. Мысль о том, что богиня его семейного очага вооружена даже не до зубов, а до самой макушки, отозвалась в сердце Клинта постыдной радостью.
- А ты?
- А я не люблю, когда мне угрожают! Слово за слово…
«Вот вроде бы какая невинная фраза» - успел подумать Клинт прежде, чем услышал:
- Да ты и сам все увидишь! Парни из службы наблюдения продают запись с видео камер по двадцатке.
Все-таки находчивые ребята сидят в этой каморке!
- Как Хилл ее вообще терпела?!
- Никак. Поэтому они и расстались, - как же просто оказалось уместить такие сложные и надрывные отношения в жалкую пригоршню слов. - И предупреждая следующий вопрос, у нас, действительно, выйдет очень короткий брак, если и дальше развивать эту тему.
Но Бобби уже «почуяла запах крови». Ее было не свернуть с пути.
- Ты не веришь, что я смогу тебя защитить? – мурлыкнула она с той убийственной интонацией, которая, наверняка, была прописана в какой-нибудь тайной женской хрестоматии, как последний аргумент в любом споре.
А игривая вещица из легкого шелка как бы сама соскользнула с ее плеч, открывая жадному взору Клинта его любимый вид.
Прости меня, Нат. Я сопротивлялся.
По скромному мнению Бартона – который, кстати, рос сплошь в дисфункциональных семьях – это был идеальный брак. Они ругались до хрипоты безо всякой причины, просто из любви к процессу, и мирились так, что соседи рыдали, обнявшись, а продавец кроватей из ближайшего молла обещал назвать в их честь своих будущих детей. Они могли не видеться неделями, а, наконец-то оказавшись в одном помещении, зачастую просто валились с ног от усталости. На любую поверхность чуть мягче кирпича. И все же именно рядом с Бобби Клинту впервые в жизни отчаянно хотелось быть лучше, чем он есть на самом деле. Хотя бы в ее глазах. Хотелось верить, что вся эта головокружительная карусель эмоций, уместившаяся в одно сбивающее с ног слово «счастье», действительно, может быть навсегда.
И только трепетно взлелеянный цинизм, не замолкая, назойливо твердил, что чудес не бывает. Только не с парнями вроде него. А нынешнее затишье означает лишь одно: скоро грянет буря.
Ник Фьюри, наверное, даже в детстве не любил делиться своими игрушками. А уж когда вместо пластмассовых солдатиков в его распоряжении оказалось лучшее, что могла предложить старушка-Америка… Но межведомственное сотрудничество – необходимое зло, которого порой не удавалось избежать даже их почти всемогущему директору с наметками мании величия.
- Нас одолжили ЦРУ! – однажды заявила Бобби с театральной обидой, едва переступив порог их нового, еще толком не обжитого дома.
- Что?
- Что слышал. Этот одноглазый ублюдок сдал нас в аренду на неопределенный срок. Человеческий трафик. ЦРУ были там первыми, но Фьюри тоже хочет поучаствовать, так что придется играть по их правилам.
- Черт, а мы как раз собирались искать новый диван!
Судя по тяжелому взгляду супруги, он переборщил с негодованием. Всю последнюю неделю Клинт сторожил от всякого рода «случайностей» старый диван, добытый на блошином рынке в пору безденежья и служивший ему верой и правдой уже почти десять лет. К сожалению, у старого дивана и чувства прекрасного Бобби возникли «непреодолимые разногласия», которые обещали закончиться – «На твой выбор, Спортсмен!» - либо достойными «похоронами» на свалке, либо разводом.
- О, даже не надейся, что так легко соскочишь с крючка, родной. У меня будет новый диван или новый муж. Тебе решать.
Говорят, что в каждой шутке есть доля правды. Что ж…
Диван так никуда и не делся.
За годы работы с Филом Клинт отвык от того, что начальство может быть… Да что уж там, просто мудаком! Глава оперативной группы ЦРУ агент Смит – фантазии – ноль - по какой-то неведомой причине считал, что вместо опилок у него в голове настоящие мозги. И по какой-то еще более неведомой причине никто не пытался его разубедить. Возможно, это был флешмоб.
- Вы не отправите Бобби одну на встречу с торговцем людьми, организованную ненадежным информатором! – Клинта о флешмобе никто не предупредил, поэтому он не участвовал.
- По-другому он ее к себе просто не подпустит! Мы два года отлавливали мелких сошек и наконец-то подобрались вплотную к Картеру! – брызжа слюной по ветру, кричал неудачливый Страшила. - Я не собираюсь рисковать успехом всей операции из-за того, что вы не можете отцепиться от юбки своей жены, агент Бартон!
- Это вопрос элементарной безопасности. Наш наблюдательный пункт расположен слишком далеко от объекта, если что-то пойдет не так, мы не успеем среагировать!
- Все. Пройдет. По плану! - кажется, при всех полномочиях лицензии на убийство у Смита все-таки не было. Потому что если бы была… Ну, убить бы он Клинта, конечно, не убил, но попытался бы наверняка. – Лучше идите и проверьте свой лук, вы здесь не для того, чтобы думать.
- Конечно, ведь для этого у нас есть вы! - да на хуй их флешмоб, речь идет о безопасности его жены! Которая, кстати, могла бы вставить хоть слово, а не стоять столбом, отрабатывая позу «рука-лицо».
- Спокойней, Спортсмен, я взрослая девочка и могу за себя постоять, - вместо этого шепнула она, отвлекая прикосновением и уводя мужа с «ринга».
- Если с тобой что-нибудь случится… - от одной только мысли сердце, холодея, срывалось в галоп, - если с тобой что-нибудь случится, я его убью.
- На случай, если со мной что-нибудь случится: я полностью одобряю твой план действий. Но со мной будет все в порядке, вот увидишь, мы попадали в передряги и похуже. Завтра вечером ЦРУ вернет нас арендодателю с доплатой, и Коулсон зачитает тебе что-нибудь из классики «О субординации», - в порыве вдохновения рисовала Бобби картину соблазнительного будущего, стоя при этом чуть ближе, чем могло выдержать самообладание Клинта. - А потом мы пойдем покупать новый диван.
Он женился на ведьме.
Интуиция – вот лучшее оружие беспризорника, а если хочешь дотянуть до совершеннолетия на улице, лавируя под перекрестным огнем одуревших от безнаказанности банд, под прицелом сутенеров и наркоторговцев, тебе понадобится оружие. Пистолет может дать осечку, нож – затупиться, перцовый баллончик… Да ладно! Но если твое собственное нутро вопит: «Беги!», предчувствуя опасность, не стоит испытывать удачу. Вполне очевидно, что у вас с ней и без того непростые отношения.
Клинт не был выдрессированной армией боевой единицей и не присягал исполнять идиотские приказы. Он должен был прислушаться к своему чутью, к почти забытому вымораживающему страху, превращавшему каждый вдох в подвиг. Эта мысль будет медленно разъедать его изнутри годами, словно жгучая кислота, не давая затянуться кровоточащей ране, отравляя собой каждый новый день и все хорошее, что тот мог принести. Он должен был наплевать на Страшилу и сказать:
- Немедленно убирайся оттуда! К черту Смита, просто уходи. Под любым предлогом!
А вместо этого Бартон, возможно, впервые в жизни послушно сидел в своем «гнезде», отсчитывая секунды по ударам сердца и пытаясь вспомнить хоть одну чертову молитву.
Разумеется, интуиция не подвела. Клинт сорвался с позиции за секунду до того, как на группу обрушился свинцовый ливень. В мгновение ока годы тренировок полетели коту под хвост. Все, о чем он мог думать, это о пятнадцати долгих секундах до двери склада. Слишком долгих, если за дело брались профессионалы. Расплата за глупость настигла мгновенно: тело прошила острая вспышка боли, и Бартон рухнул на землю, словно подкошенный. Твою!..
- Бобби, - прохрипел он, чувствуя на губах знакомый металлический привкус, - Бобби…
Но угасающее сознание уже обволакивало кровавой дымкой, а в наушнике голос, который Клинт запомнит на всю жизнь, омерзительно сладко шептал, торжествуя:
- Мои клиенты будут от тебя в восторге, куколка…
Этот голос все еще звенел у него в ушах, когда Клинт пришел в себя на больничной койке, словно бабочка, вырвавшись из плотного кокона системы жизнеобеспечения. И было так легко соскользнуть в пучину спасительного гнева, укрывшись им от случившегося, словно щитом. В конце концов, он обещал. Ярость придавала силы ослабшему телу, направляла, стекалась в занесенный кулак, насыщая комнату багрянцем с каждым новым ударом. И, наверняка, свела бы Клинта с ума сладким хрустом ломающихся костей, если бы не тихий голос Фила, пытавшегося оттащить его от Смита, крепко перехватив поперек груди:
- Тиши. Тише, Бартон, успокойся. Мы вернем ее, обещаю.
И Клинт, разумеется, поверил. Если в его жизни и был человек, достойный доверия, так это Фил Коулсон.
Они, действительно, вернули Бобби. Через шесть месяцев. В закрытом гробу. И когда Фил положил руку на крышку и сказал: «Не надо», Клинт снова поверил. Он был… опустошен. Во всех смыслах этого слова. Все эти месяцы он, словно зверь в клетке, метался по пустому дому, чувствуя, как хрустят под ногами осколки их общих надежд. Он хватался за любую, даже самую тонкую ниточку, забывая о сне и еде, и снова и снова упирался в тупик. Он пытался не думать о том, чего стоит Бобби каждая лишняя минута. Он, правда, пытался. Но спустя шесть месяцев ему, действительно, не хотелось заглядывать под крышку гроба.
- Я могу попросить тебя об одолжении?
Ведь после четверти бутылки уже можно просить об одолжении, верно? Клинт так и не понял, чем заливал свое горе, схоронившись в кабинете Фила от тошнотворной жалости, нарезавшей сердце тонкими ломтиками, но у его собутыльника, сидевшего рядом на полу, уже появился брат-близнец.
- Конечно.
- Можешь организовать продажу дома?
Оба Фила глянули на него абсолютно трезвыми глазами и… Да, вот с этой самой жалостью, от которой хотелось сунуть голову в духовку.
- Ты уверен?
Уверен ли он, что хочет избавиться от горького праха несбывшихся надежд? От неслучившегося счастья? От напоминания о будущем, которое не смог удержать в своих руках, которому позволил выскользнуть сквозь пальцы? О женщине, которую обещал защищать до последнего вздоха? О, да. Черт возьми, да!
- Я уверен.
Если бы от чувства вины можно было избавиться также просто, как от дома.
Иногда Фил ненавидел свою работу. Как, например, сейчас, сидя на продавленном диване, пока Бобби проверяла новые документы. Ее выбор можно было понять. И глядя на тень женщины, которую он знал когда-то… На сломленную, искалеченную тень, Фил, действительно, понимал. От нее попросту ничего не осталось кроме жажды мести, все остальное было переломано, изувечено, выжжено дотла и развеяно по ветру. И все же полтора часа назад он сидел в темноте на полу собственного кабинета, спаивая безутешного вдовца, чтобы тот наконец-то мог выспаться, и хотел послать свою работу… по смыслу, ну, очень далеко.
- Полагаю, спрашивать твоего мнения об операции не стоит?
Ее голос все еще хрипел от… Честно говоря, Фил не хотел задумываться, от чего. Довольно и того, что Бобби ни на секунду не выпуска его из поля зрения, отслеживая потенциальную угрозу.
- Ты собираешься в одиночку выследить – и, полагаю, не только выследить - всю банду Картера, превратив Щ.И.Т. в похоронное бюро. Это не операция.
- Директор Фьюри одобрил мой план.
Что ж тут сказать, девочка? Директор Фьюри всегда считал, что хорошо мотивированные сотрудники способны творить чудеса. И самое паршивое, что он был абсолютно прав.
Фил уже стоял на пороге, когда она все же спросила, не сдержав предательской дрожи в голосе:
- Как… кх, как Клинт?
- В трауре. Он только что похоронил свою жену.
И, быть может, его беспристрастная маска все-таки дала трещину, потому что в ответ тень Бобби зло фыркнула:
- Зато теперь у тебя наконец-то появится шанс, правда? - и, как истинный профессионал, добавила контрольный выстрел. - Да брось, Фил, ты правда думал, что раз Клинт ничего не замечает, то и все остальные тоже?
По крайней мере, он наделся. Кому же захочется прослыть жалким неудачников, безответно влюбленным в собственного подчиненного? И, возможно, самым верным решением в сложившейся ситуации было сделать этот чертов шаг через порог и оставить все, как есть. На самом деле, у Фила был прямой приказ поступить именно так. Но эта абсолютно беспричинная, кстати, вспышка ревности вселяла ложную надежду.
- Послушай, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь…
И это, пожалуй, был не самый удачный подбор слов.
- Ты понимаешь? Правда?! – прошипела Бобби. - Извините, сэр, но пока вас не трахнут разом шестеро солдат, вырезав ребенка из вашего чрева, вам меня не понять.
Черт!
- Я не знал…
- Никто не знал. Мы никому не успели сообщить. А теперь, судя по прогнозам врачей, уже никогда не придется.
По здравому размышлению Фил решил, что совершил огромную ошибку, не позволив Клинту убить того кредита из ЦРУ.
- Мы сидели в детской и спорили, в какой цвет красить стены, - прошептала Бобби почти умиротворенно, закрыв глаза и улыбаясь воспоминаниям. – Клинт всегда хотел большую семью.
- Это неважно…
- А то, что я не могу представить, как ко мне когда-нибудь снова прикоснется мужчина, тоже неважно? А то, что я все время думаю, где он, мать его, был, когда они рвали меня на части?! И, поверь, я знаю, что не права, но это ни черта не меняет!
По ее щекам бежали злые слезы, и еще не придумали слов, которыми можно было исправить случившееся. Иногда Фил, действительно, ненавидел свою работу. Даже после четверти недопитой бутылки кальвадоса. Две трети своей жизни он выполнял приказы, и сегодняшний день к его собственному удивлению не стал исключением. Не смотря на то, что все тайное однажды, обычно в самый неподходящий момент, становится явным. Даже если ты унесешь свой страшный секрет в могилу, всегда найдется тот, кто не побрезгует прийти на кладбище с лопатой в руках. И когда Клинт узнает, а это, разумеется, непременно случится, он воспримет все произошедшее сегодня единственно возможным образом. Как предательство.
Вот и присказке конец, а, собственно, сказка еще только впереди Надеюсь, теперь стало понятно появление в фике Бобби. Потому что заряженное ружье по закону жанра просто обязано выстрелить в конце. Это даже не спойлер.
@темы: Рейтинг: R, Maria Hill, Natasha Romanova, Phil Coulson, Clint "Hawkeye" Barton, Fanfiction
-
-
13.06.2012 в 17:47одобряю идею с томящимся Филом. и нравится, что соблюдена матчасть про отношения Бартона с женщинами, особенно с Бобби)
и ужасно заинтриговал фем-трисом в шапке
жаль только, что посиделки с кофе описаны в двух словах((
-
-
13.06.2012 в 17:55птичья семейкаОчень интересно, с нетерпением жду развития событий.
-
-
13.06.2012 в 18:07Скрытный Гость, Hawkeye/Mockingbird
канон он и есть канон, и он будет, хоть и в одной главе.
Спасибо за комменты.
-
-
13.06.2012 в 18:10ПРОДУ!!!!!
Но не буду, потому что я приличный взрослый человек.
-
-
13.06.2012 в 18:12-
-
13.06.2012 в 18:12-
-
13.06.2012 в 18:17Imiridil, а я и здесь скажу вам спасибо, очень приятно
Lalayt, спасибо, продолжение уже в работе
-
-
13.06.2012 в 18:19-
-
13.06.2012 в 18:25привет доктору Павлову
остались бы от капрала-извращенца только рожки да ножки. Разбросанные по всему континенту на глубине десяти футов под землей
Меняю месяц твоих отчетов на этот кофе.
властью, данной мне формой Е-49
Остальное не буду цитировать - так можно весь фик перетащить сюда. Автор, я вас очень-очень люблю!! и обещаю и в будущем читать
Потому что вы мне 100% подходите)))
-
-
13.06.2012 в 18:28эта прекрасная жизнь, ух, этому ж теперь надо соответствовать! Но как же приятно...
-
-
13.06.2012 в 18:41herat, хоооспади!!! Да я же, оказывается, вас совсем люблю! Я тут у вас в дневнике только что походила
Вашу(твою?) "Золушку, или лучше бы принц был натуралом" , мне посоветовали в качестве терапии, когда я ревела и не могла уснуть после дико ангстового "Шестого дня осени". В результате золушку читала до 4 утра (с утра надо было на пары, но ведь не оторваться же!)
А "Пепер принимает позу рука-лицо" у меня сохранено в телефоне. Потому что юмор, потому что фэм, потому что это ваааще!
Извините за этот неадекватный вопль, просто у меня тут счастье вдруг
-
-
13.06.2012 в 18:44herat, 0_________о, так это ваше было на кэпостарках? Я там восторгалась, еще и тут восторгнусь, потому что восторг же!
-
-
13.06.2012 в 20:03Чудесный стиль, чудесный Коулсон
-
-
13.06.2012 в 20:10-
-
13.06.2012 в 21:21sablefluffy, спасибо, это был мой первый самостоятельный фик по Мстителям (а это второй), и я очень рада, что он пришелся по душе читателям.
Эко Линн, спасибо, постараюсь и впредь соответствовать такому чудесному определению.
-
-
13.06.2012 в 23:53-
-
14.06.2012 в 00:31-
-
14.06.2012 в 01:07-
-
14.06.2012 в 07:1142 emotions, я очень рада, что получается отлично, буду стараться дальше
Тинталлэ, много и долго - это как раз то, что мне нужно
-
-
14.06.2012 в 10:26-
-
19.06.2012 в 23:32-
-
19.06.2012 в 23:38-
-
19.06.2012 в 23:41-
-
19.06.2012 в 23:44автор, вы чудо
-
-
19.06.2012 в 23:49Эко Линн, значит, правильно я решила все же выложить этот кусочек
Lily Pond,
-
-
20.06.2012 в 00:06очень яркий и эмоциональный кусочек
-
-
30.06.2012 в 04:09Отдельное спасибо - за стиль! Прекрасное изложение
Жду продолжение с нетерпением.
-
-
30.06.2012 в 10:59Замечательный Фил вырисовывается!
-
-
30.06.2012 в 11:08-
-
30.06.2012 в 12:13Тинталлэ, спасибо-спасибо. Очень рада, что мой Фил получается замечательным
Эко Линн, ловлю.